остальные ненавидят технические моменты, то и редакторские обязанности на мне.
– В газете?
– Да, обычно для них журналисты и берут интервью.
– Но… я думал… – Я вдруг стушевался и начал лихорадочно собирать мысли в кучу. – Я видел тебя с чирлидершами, – выдавил я, едва ли не обвиняя ее в этом.
– И что? – Кензи приподняла тонкие брови. – Подумал, что я чирлидер? – Она пожала плечами. – Не мой спорт, но мне лестно. Мы с высотой не очень ладим, я и по спортивному залу-то не всегда могу пройти, не свалившись и не нанеся себе увечий. К тому же пришлось бы перекраситься в блондинку, а пересушивать кончики как-то не хочется.
Меня терзал вопрос, шутит ли она, но я не мог оставаться здесь и дальше.
– Слушай, мне кое-куда надо, – сообщил я и даже не солгал; вечером у меня занятия с мастером по кали́, гуро Хавьером, а если опоздаю, то придется сделать пятьдесят отжиманий и сотню самоубийственных пробежек, и это если он смилуется надо мной. Гуро серьезно относился к пунктуальности. – Может, поговорим позже?
– А ты дашь мне интервью?
– Ладно, хорошо, дам! – в отчаянии вскинул я руку. – Если ты отвяжешься от меня.
Она просияла.
– Когда?
– Мне все равно.
Это ее не смутило, казалось, ее вообще ничего не смущало. Я еще не встречал человека, который бы с такой необычайной радостью реагировал на откровенное надувательство.
– Итак, дашь свой номер телефона? – не отступала она, в ее голосе слышалось подозрительное веселье. – Или могу дать свой, если хочешь. Но тогда тебе придется позвонить мне… – Она с сомнением уставилась на меня и покачала головой. – Хм, неважно, просто дай свой номер. Что-то мне подсказывает, что даже набей я цифры у тебя на лбу, ты бы все равно не удосужился позвонить.
– Как хочешь.
Пока я выводил цифры на клочке бумаги, меня не покидала одна мысль: как же странно давать номер телефона симпатичной девушке. Прежде мне этого делать не доводилось, да и повторить такой опыт, скорее всего, не получится. Если бы об этом узнал Кингстон, а тем более увидел воочию, то он, вероятно, попытался бы наградить меня сотрясением мозга, – и неважно, являлась она его подружкой или нет.
Кензи приблизилась ко мне и встала на цыпочки, чтобы заглянуть через плечо. Моей руки коснулись мягкие, словно перья, пряди волос, и кожу тут же начало покалывать, а сердце забилось сильнее, чем мгновение назад. В нос ударили нотки яблочного, мятного или какого-то другого сладкого аромата, и на секунду я забыл, что писал.
– Хм. – Она наклонилась, чуть ли не прижимаясь ко мне, и указала тонким пальцем на неровные черные каракули. – Это шестерка или ноль?
– Шестерка, – прохрипел я и отступил в сторону, увеличивая между нами расстояние. Черт, сердце все еще колотилось. В чем, черт возьми, дело?
– Теперь я могу идти? – Я протянул ей клочок бумаги.
Ухмыльнувшись уже в который раз, Кензи сунула его в карман джинсов, хотя на мгновение я уловил на ее лице намек на разочарование.
– Не дай мне остановить тебя,