забывай! Мундирчик твой разложим да противне и в печку сунем. Сколько ни стечет с него, все пропьем и капустой закусим…
Три рубля не деньги: гвардия любит богатых!
Амвросия он застал после службы, утомленным чтением проповеди. Монахи разоблачали первосвященника от одежд пышных, благоухающих духами и ладаном. Оставшись в белой просторной рубахе, мягко ступая сапожками из малинового бархата, Зертис-Каменский строптивым жестом выслал всех служек вон, велел Потемкину:
– Не стой, как пень. Сядь, бестолочь дворянская…
Теплый ливень прошумел над Москвой, омывая сады. Кто-то постучал в окно с улицы, и Амвросий впустил в свои покои ученого скворца. Мокрая, взъерошенная птица уселась на плечо владыки, вставила острый клюв свой в ухо ему.
– Так, так, скворушка, – закивал Амвросий, – рассказывай, что слыхал на Москве… Неужели правда, что Потемкин в полк собрался, а денег нету? Так, так… спасибо, умник ты мой!
Кормя птицу с руки зернами, владыка спросил:
– Правда сие, Гриша?
– Да. Хочу в полк ехать. А на что лошадей купить? На что амуницию справить? Никто не любит меня, никто не знает…
Амвросий пятерней расчесал смолистую бороду, всю в крупных завитушках, как у ассирийского сатрапа. Сверкнул очами.
– Сколь нужно тебе? – вопросил дельно.
– Мне бы хоть сто рублей… для начала жизни.
Амвросий махнул рукой (ярко вспыхнули перстни):
– Это не для начала – для конца жизни! На сто рублей в гарнизоне Оренбургском хорошо маяться, а в гвардии… у-у-у!
– Так быть-то мне как? – растерялся Потемкин.
Амвросий выпятил богатырскую грудь:
– Жить начинаешь, так запомни слова мои: деньги – вздор, а люди – всё… Ты когда-нибудь людей бил?
– Такого греха за собой не помню.
– И впредь не смей! На, забирай… вздор!
Сказав так, Амвросий дал Потемкину полтысячи рублей. Потемкин побожился:
– Вот как пред истинным… верну долг сей.
Амвросий захохотал так, что лампады угасли.
– Не божись! – гаркнул владыка крутицкий и можайский. – Знаю я породу вашу собачью. Все забудешь. Никогда не вернешь…
Потемкина проводил до заставы выжига Матвей Жуляков – пьян-распьян, едва на ногах держался. Но в разлуку нежную сказал мастеровой слова напутственные, слова воистину мудрейшие:
– Ты, Гриша, конечно, служи… старайся! Но с большими господами за одним столом вишен не ешь. Коли учнут они косточками плеваться, обязательно глаза тебе повыщелкивают.
А ведь верно напророчил пьяный выжига…
Занавес
Над Босфором, в гуще садов, сбегающих к морю, господствует Сераль.[4] Это резиденция султана: киоски и дворцы, тюрьмы и мечети, бани и огороды, монетный двор и конюшни, лазарет и… гарем, конечно!
Внутри Сераля расположен Диван – правительство; возле Дивана площадь с фонтаном, окруженная кипарисами. Из Дивана в Сераль протянута крытая галерея, через которую иноземных послов проводят в залу для