а удхи – слезы, – пояснил он любопытному эльфу. – Все вместе переводится как «слезы войны». Так здесь называются эти осветительные кристаллы. С ними связанно старинное предание… Согласно ему, россыпь этих кристаллов появилась в ущелье рядом с Обиссомом после возвращения Набу с поля битвы. Считается, что это слезы, которыми она оплакивала погибших детей своих, Набарга и Набрару, и народ Нантара, почти полностью прекративший свое существование. Поначалу слезы Набу были текучими, пока падали с ее глаз на дно ущелья. Но потом мышь пришла в ярость и принялась обдумывать месть, и слезы ее окаменели, образовав целую россыпь. И, кстати, иногда эти камни называют набудхи, то есть слезы Набу».
«Кто создал это предание? – поинтересовался Келехир, отметив про себя тот факт, что собеседник упомянул об эльфах Нантара, царство которых погибло в огне войны в конце Первой Эпохи. – Неужели сама Набуриэль»?
«Или?» – Он вздрогнул и замолчал. Где-то на задворках его разума мелькнула смутная догадка, которую породила рассказанная гномом легенда. Но критический ум его все никак не мог поверить в такую возможность и решительно отринул эту догадку, забив ее молотом скепсиса.
Брегевольд опять промолчал, оставив его замешательство без объяснения, а вопрос без ответа.
«Что это за язык? Кто на нем говорит?» – спросил Рашт, следуя примеру эльфа и разглядывая коричневую массу на своей тарелке.
«Обитатели здешних мест говорят на нем, – уклончиво и чересчур поспешно ответил гном. – Вам незачем знать о них слишком много».
«Ты же говорил, что они не враждебны нам». – Сказал Келехир, пробуя на вкус вязкую, тягучую кашицу, похожую на сладкий сливочный крем. Про себя подумав, что коротышка не просто так не отвечает на добрую половину их вопросов.
«Да, говорил, – Брегевольд на секунду замялся. – Но, как бы вам объяснить… После того, как вас немного подлечат, вас обязательно вернут домой».
Рашт и Келехир засияли от этой радостной перспективы.
«Но прежде, – огорошил их гном. – Вас лишат памяти об этом месте и обо всем, что с вами было здесь при помощи зелья».
«Но почему? – возмутился Келехир. – Разве мы сделали что-то дурное?»
«Так поступают со всеми, – Брегевольд усмехнулся и прибавил. – Вы не станете исключением».
«А ты?» – спросил эльф, подозревая, что гному эта экзекуция не грозит.
«А я не чужой здесь». – Сказал тот и, усевшись за стол, с удовольствием принялся за странную для вкуса эльфа и далламарийца, еду. После его слов в палате воцарилось удрученное молчание и слышно стало только то, как бешено молотит по тарелке ложка гнома. Брегевольд был голоден и не стеснял себя приличиями.
В трапезную вошел эльф в черном и уселся рядом с гномом.
То, что он эльф, друзья поняли сразу. Только у них могли быть такие острые уши. Но вот глаза у этого эльфа были непривычно оранжевые, с черным зрачком, совсем как у орка или гоблина. Рашту даже не по себе стало. Он отложил еду и, налив себе воды в хрустальный,