чнее, я почесывала их об нее, чтобы утолить тупой свербящий зуд. Теперь, когда ее нет со мной, ранки зудят нестерпимо. А я с мазохистским удовольствием расковыриваю их еще сильнее, до крови. Например, когда вот так сижу бухая в баре с каким-то едва знакомым мужиком.
– Да ты лесбиянка просто. По-любому! – глумливый оскал на пьяной роже Толика сверкает дыркой вместо одного зуба. Я вдруг трезвею, вижу ясно его мерзкую небритую харю и ощущаю яростный протест.
– Нет! Иди в пень, идиотина. Что ты в любви понимаешь вообще? Ты хоть раз любил по-настоящему, обрыган старый?
Оскал Толика становится еще шире, оттуда сыплется мелкое противное хихиканье:
– Да, конечно! Как в 13 лет водочки попробовал, так сразу и влюбился! Любовь с первого глотка!
Он шумно целует заляпанный стакан, где смешана отвертка. Я понимаю, что надо делать ноги из этого бара. Какого черта меня вообще сюда понесло? Напилась и давай рассказывать свою душераздирающую историю первому встречному-поперечному по имени Толик. Толик, подсевший за мой столик. Больше я о нем ничего не знаю. Полный трэш!
Я встаю и на нетвердых ногах начинаю пробираться к выходу. Благо, хата, где я живу эти две недели, находится в соседнем доме. Где-то сзади Толик окликает меня, предлагает остаться и еще выпить, но я не оборачиваюсь. Срочно домой и спать!
Утром я просыпаюсь с гудящей головой и долго смотрю на прекрасный потолок с рисунком в виде огромного розового цветка. Стоит признать: моя давняя приятельница Сашка, хозяйка этой хаты, – большая оригиналка. Денег не полный ремонт у нее не было, но она решила потратить те, что есть, не на отделку стен, как в большинстве однотипных квартир – обои покрасивее, потолок простой, а наоборот. Стены у Сашки были скромненько выкрашены в молочно-белый тон. Зато над головой простирался роскошный потолок, разрисованный как водная гладь с огромной лилией, растущей из угла в середину. Думаю, замысел был такой: с утра открываешь глаза, и первое, что ты видишь – этот неземной красоты пейзаж над головой. И сразу как-то воспаряешь немножко над всем земным. И уже неважно, какие стены.
Как все-таки классно, что Сашка уехала на две недели в отпуск и по доброте душевной дала мне пожить в своей однушке. Я здесь уже третий день. Ну и пусть не в центре, а на окраине. То, что у меня появилась возможность бесплатно пожить в этом сказочном огромном городе, – это уже невероятно круто. Сменить обстановку. Подумать как следует обо всем. И придумать… как жить дальше.
Ах да, что-то я расфилософствовалась. Сашкина кошка по имени Пеппер1 не мигая смотрит на меня в ожидании, когда я наконец подниму свой зад и покормлю ее. Я привычным движением чешу Пепку за ушками и иду на кухню. Да, надо еще полить цветы. Этой-то красавице на потолке все равно, а скромные заморыши на подоконнике могут и помереть. А потом пойду погуляю по округе.
На улице худенький мальчик протягивает мне листовку. Это реклама какого-то ночного клуба. Внизу мелким шрифтом написано: "Требуются танцовщицы. Кастинги каждый месяц. Приди и покажи свой талант!".
И тут я стала вспоминать. Как пыталась однажды пройти такой кастинг. Конечно, вместе с ней. С Майей.
– Разгибай хоть иногда колени. Длинные, сильные ноги в танце лучше смотрятся, чем полусогнутые.
Майя дает мне ценные указания, стоя вниз головой и растягиваясь. Я пытаюсь придумать и запомнить какие-нибудь крутые (да ладно крутые, хоть какие-нибудь определенные, четкие) движения. Я нервно машу руками и ногами, к которым привязаны черные ленточки. По задумке они должны красиво развеваться, когда я взмахиваю конечностями. Но я уже предчувствую, что ленточки меня не спасут. Через 5 минут мой выход. Я нервничаю и пытаюсь шутить. Майя, как всегда, собрана и спокойна.
И вот мы выходим на танцпол вдвоем с незнакомой мне танцовщицей. Наши пары заранее определялись жеребьевкой. Диджей включает крутой ритмичный трек. Я что-то пытаюсь изобразить, но сама плохо понимаю, что. Присаживаюсь, встаю, взмахиваю прямыми и сильными ногами (с моим маленьким ростом вряд ли это выглядит очень эффектно), кручу над головой руками. Перед лицом мелькают концы черных лент, которые меня уже дико раздражают. На самом лице застыла дурацкая, резиновая улыбка. Иногда краем глаза слежу за соперницей. Она двигается плавно и очень сексуально, лицо отстраненно-загадочное. В какой-то момент она (о Господи!) садится на шпагат. Ей одобрительно свистят и хлопают. А мне какая-то пьяная рожа кричит: "Давай шевелись, сосиска!" Стараюсь на зрителей не смотреть, улыбка по-прежнему со мной. Но мысленно я молюсь, чтобы эта пытка прекратилась. Я уже не пытаюсь танцевать красиво, просто автоматически двигаюсь, пока не стихает музыка.
Я не признаюсь себе, что сильно расстроена и задета. Подхожу к Майе, смеясь, сама себя называю вареной сосиской. Майя говорит что-то подбадривающее, но ее мысли уже на танцполе. И вот ее выход. Я с жадным восхищением слежу из-за кулис. Ее движения быстры, точны, замысловаты. Я понимаю, что она долго и серьезно готовилась к этому кастингу. Она мгновенно затмевает свою довольно вялую (хоть и получше меня) соперницу. В конце Майе все хлопают, кричат: "Респект!" Она, смутившись на мгновение, коротко кивает,