Сигуан включил ее в завещание, а как только добилась своей подлой цели, повела себя так, что бедненький муж, не находивший дома ни супружеской любви, ни доброго к себе отношения, стал искать хоть каплю понимания у продажных девиц. Он ведь никогда не позволял себе ничего подобного при жизни первой жены, которая была образцовой матерью и вообще святой женщиной.
Я готова была поспорить на свой полицейский жетон, что услышу что-нибудь в этом роде. Мы, люди, сильно различаемся между собой, но прилежно заучиваем доставшиеся нам роли и на протяжении всей жизни не прекращаем их играть.
Мне подумалось, что правильнее будет начать с управляющего, доверенного лица Сигуана. Но тут я не могла с такой же уверенностью предрекать, что от него услышу, к тому же его показания были важны с двух точек зрения: экономической и личной. А вдруг хотя бы он рискнет признать, что была у его шефа тяга к юным жрицам любви.
Я отправилась к Гарсону и застала его за чтением справки, поступившей от судьи. В руке он держал стаканчик с кофе. Он не поднял на меня глаз и заговорил так, словно все это время мы находились в его кабинете вдвоем.
– Я вот что думаю, инспектор, не побеспокоить ли нам дочек этого жмурика.
– Ну что за словечко! Я бы предпочла более уважительный тон.
– Жмурик он и есть жмурик. Или вам больше по вкусу “покойник”?
Гарсон прекрасно знал, что я терпеть не могу шуточек, унижающих достоинство умершего, хотя они очень распространены среди врачей и полицейских. Поэтому я строго ответила:
– Что касается моего вкуса, то я предпочла бы выслушать ваши соображения по этому делу, если, конечно, вы вообще способны соображать хотя бы несколько минут подряд – без перерывов.
– Так вот, коль скоро нам необходимо развернуть полномасштабную карту событий, как нынче выражаются, то в самое ближайшее время хорошо бы побеседовать с дочерьми несчастного. Это, кстати, поможет составить психологический портрет Сигуана.
– Должна признаться, как это ни прискорбно, что минуту назад я думала о том же самом. Беда вот в чем: мне страшно лень этим заниматься – боюсь, я и так знаю, что они нам наговорят. А три допроса с политкорректными ответами – для меня явный перебор.
– Могу хоть отчасти вас успокоить: средняя из сестер вот уже десять лет как живет в Нью-Йорке. Еще в Испании она выучилась на психиатра и, уехав, открыла собственный кабинет на Манхэттене. Это я узнал из справки, полученной от судьи. Кажется, она почти не бывает в Барселоне. Разве что на похороны отца приезжала да еще несколько раз. Зовут ее Элиса.
– А две другие?
– Старшую зовут Нурия, младшую – Росарио.
– Да я не про имена спрашиваю.
– Нурия живет в Барселоне с мужем, он – директор испанского отделения мультинациональной компании. Она же сама, судя по всему, нигде не работает. Младшая тоже замужем, служит учительницей в специальной школе для детей с ограниченными