снова браться за расследование преступления, совершенного столько лет назад, – полный идиотизм.
Но комиссару пришлось скрепя сердце подчиниться решению судьи Муро, чья позиция была твердой и несокрушимой. Так что труп Сигуана, образно выражаясь, вновь встал перед нами во весь свой рост. И я, убедившись, что шеф явно не одобрял возобновления производства по этому делу, рискнула спросить:
– Так что, комиссар, мы и вправду должны рыть носом землю или достаточно только изображать кипучую деятельность?
Тотчас в лице его произошла разительная перемена, и он стал похож на свирепого пса, готового к броску.
– Что такое? Что вы сказали, инспектор? Я не понял вашего вопроса. Разве хоть раз в нашем комиссариате и под моим началом кто-нибудь “изображал кипучую деятельность”? Будьте уверены: если такое и случалось, то я об этом не знал.
– Это я… неудачно выразилась.
– Впредь постарайтесь выражаться поудачнее. Здесь мы всегда роем землю – носом, лопатой, грызем ее зубами, дерем ногтями – и будем рыть, пока не сдохнем. Так вот, я хочу, чтобы вы все свои силы, весь свой опыт употребили на поиски того, кто убил убийцу Адольфо Сигуана. Сегодня, как никогда прежде, поставлена на кон честь нашего комиссариата. Мало кому дается шанс исправить совершенные в прошлом ошибки.
– Слушаюсь, сеньор комиссар, не беспокойтесь, сеньор комиссар, все будет исполнено! – выкрикнула я почти по-военному.
– И нечего тут изображать из себя морского пехотинца, черт возьми! Вы что, издеваться надо мной вздумали? И вообще, вы, Петра Деликадо, обладаете редкой способностью портить мне настроение.
Наверное, я и вправду немного разозлила его, но ведь Коронас и так уже был в дурном расположении духа, когда я зашла к нему в кабинет. В глубине души причину я понимала, и мне даже было его чуть-чуть жалко: ему пришлось выделять на это дело двух сотрудников, когда работы у всех и так по горло, к тому же наверняка придется отвечать за ошибки пятилетней давности. Он ведь уже служил здесь, когда велось то расследование. Но это меня совершенно не касалось, пусть с прошлыми ошибками комиссар разбирается как-нибудь сам.
Если взглянуть на нынешнюю ситуацию под оптимистическим углом зрения, то легко прийти к такому выводу: расследование вновь открытых дел имеет свои безусловные плюсы – как с точки зрения теории, так и с точки зрения полицейской практики. Нет никакой нужды разрываться на части, стараясь в срочном порядке сделать и то и се, что непременно требуется, если преступление совершено только что. Не приходится обрабатывать свидетелей, парализованных либо страхом, либо какими-нибудь другими, не менее сильными, чувствами. Нет давления со стороны журналистов… Отчасти это похоже на полезную лекцию в Академии и дает отличный повод хладнокровно пустить в ход свои дедуктивные способности. Понятно, что, как и при решении всякой серьезной задачи, проблема коренится в подводке, иначе говоря, в вопросе: с чего начать?