идея) о том, что у Бога мёртвых нет и наши павшие продолжают воевать с нами бок о бок, одновременно являясь защитой живых и их небесным представительством. Этот поэтический сюжет о русской Валгалле, восходящий к Гавриилу Державину и продолжавшийся по линии Бродский – Высоцкий – Лимонов (для русского поэтического сознания вообще характерна своеобразная метафизика хаоса, сложнейшего духовного опыта, когда христианское сознание мирно соседствует с античной и племенной мифологией), ставится одним из самых знаковых и влиятельных в военной русской поэзии.
Мы намеренно не цитируем стихов, чтобы читатель оценил всю мощь и неотменяемость общего поэтического контекста и складывающегося канона.
Терпения, мужества нам. И Победы, конечно.
Владимир Алейников
«Скифские хроники: степь да туман…»
Скифские хроники: степь да туман,
Пыль да полынь, чернозём да саман,
Шорох травы да соломы.
Западный ветер – похоже, с дождём,
Дверца, забитая ржавым гвоздём,
Тополь, – ну, значит, мы дома.
Ключ полустёртый рассеянно вынь,
Разом покинь беспросветную стынь,
Молча войди – не надейся,
Что хоть однажды, но встретят тебя,
Лишь привечая, пускай не любя, —
Печь растопи, обогрейся.
Всё, что извне, за окошком оставь,
Чувства и помыслы в сердце расплавь —
Долго ль пришлось добираться
В эти края, где души твоей часть
С детства осталась? – на всё твоя власть,
Господи! – как разобраться
В том, что не рвётся блаженная связь,
Как бы тропа твоя в даль ни вилась,
Как бы тебя ни томили
Земли чужие, где сам ты не свой? —
Всё, чем дышал ты, доселе живой,
Ливни ночные не смыли.
Что же иглою цыганской сшивать?
Как мне, пришедшему, жить-поживать
Здесь, где покоя и воли
Столько, что хватит с избытком на всех,
Где стариною тряхнуть бы не грех,
Вышедши в чистое поле?
«Для смутного времени – темень и хмарь…»
Для смутного времени – темень и хмарь,
Да с Фо́роса – ветер безносый —
Опять самозванство на троне, как встарь,
Держава – у края откоса.
Поистине ржавой спирали виток
Бесовские силы замкнули —
Мне речь уберечь бы да воли глоток,
Чтоб выжить в развале и гуле.
У бреда лица и названия нет —
Глядит осьмиглавым драконом
Из мыслимых всех и немыслимых бед,
Как язвой, пугает законом.
Никто мне не вправе указывать путь —
Дыханью не хватит ли боли?
И слово найду я, чтоб выразить суть
Эпохи своей и юдоли.
Чумацкого