ветшают, прямо как мы с тобой, – объяснила Ленка, словно Зузана сама не сумела бы догадаться, почему не работает радио. Потом лампы снова моргнули и погасли совсем. Ленка снова запричитала, Зузана заворчала громче прежнего. Дани услышала, как Мэлоун поднимается обратно по лестнице.
Он развел в камине огонь и остался в гостиной, подбрасывал дрова, следил, чтобы пламя горело ровно и жарко, слушал, как они обсуждали швы, и кромки, и строчки. Наверняка он остался лишь потому, что у него в комнате царили холод и мрак, но они были рады его обществу.
Ленке для работы требовалось куда больше света, чем могли дать фонари. Она с трудом управлялась даже в очках, при хорошем освещении, и в такой обстановке совсем не могла работать. Зато Зузана, никогда не жаловавшаяся на зрение, теперь доделывала модель для весенней коллекции.
Перед Дани лежала целая гора вещей, которые нуждались в починке. Пришить пуговицы, залатать дыры, поставить заплаты. Они брались за любые заказы, хотя на ремонт одежды уходило много драгоценного времени, а денег он приносил совсем мало. Когда-нибудь Дани будет сама управлять ателье. Тетушки не вечны. Когда этот день наступит, ей придется решать, на что тратить силы и время, и, быть может, тогда она больше не станет латать и перешивать вещи, которым давно пора на свалку.
Мэлоун сидел у огня, поглядывая на поленья. Казалось, ему приятна их болтовня, но Дани подумала, что ему просто не хочется разводить огонь еще и в своем камине и совсем не хочется сидеть одному в темноте, у себя в комнате.
– Хватит горбиться, Даниела, – велела Зузана. – Фигура у тебя эффектная, но ты так сутулишься, что никто этого не замечает.
Не отрываясь от работы, Дани выпрямилась и расправила плечи. Зузана говорила так почти каждый день.
– Каждая твоя черточка удивительно хороша. Ты так напоминаешь Анету. И Веру, когда она была помоложе, – вмешалась Ленка, стараясь сгладить Зузанину резкость.
Дани бросила быстрый взгляд на Зузану. Голубые глаза тетки наполнились слезами. Дрожащей рукой она вытащила платочек, который всегда держала за манжетой, и принялась их утирать.
Даниела не стала возражать против Ленкиных комплиментов и обижаться на придирки Зузаны. Тетку это только расстроит. Зузана еще не оправилась после смерти Веры. Даниела боялась, что она вообще никогда не оправится и будет мучительно скучать по сестре до тех самых пор, пока они снова не встретятся на небесах.
– Расскажи нам что-нибудь, Даниела, – нахохлившись, попросила Ленка и зевнула так, словно лишь Даниелины истории могли помешать ей заснуть, не сходя с места.
– Не сегодня, Ленка, – ответила Дани.
– По-моему, ты говорила, что мистер Мэлоун все о тебе знает, – сухо заметила Зузана.
– Простите, о чем вы? – не понял Мэлоун.
– О том, что у Даниелы есть чувство ткани. Ткань с ней говорит. Она сказала, что вы об этом знаете, – отвечала Зузана.
Дани вздрогнула, но так и не подняла глаз от работы. Она не примет вызов, который ей бросила Зузана. Тетка всегда всем строит