авторы, как Дюма-отец и Золя.
С годами Бальзак серьезнел и умнел; его путь – от подражания классицистам и романтикам, через бульварные романы и произведения, созданные единственно ради заработка, под которыми подчас он даже не ставил своего имени, – неизбежно приводил к системе, к циклу, к систематизации достигнутого и планам на будущее. Эти планы достойны гения, каковым, очевидно, Бальзак себя и считал не без основания. Срез человечества дается предпочтительно на материале Франции, но Франция – это человечество в миниатюре, это центр цивилизации, в нем заключено все, что есть интересного в мире, подобно тому, как в скорлупе заключен орех.
На примере жизни и творчества Бальзака можно проследить, что такое художественное творчество вообще. Это, в первую очередь, труд и самоорганизация. Этот Прометей слова как бы последовательно сбрасывал узкие и ветхие одежды ученичества, являясь всякий раз в обнове оригинальности, силы и мощи. Его потенциал был неисчерпаем. Было похоже на то, что жизнь и творчество у него неразделимы, потому что каждое произведение, каждая страница, каждая, пусть на потребу и на съедение кредиторам написанная новелла, последовательно изживали, творчески преобразовывали день, в который они были созданы. А если представить себе, что работа шла днем и ночью, то можно себе представить, какая требовалась духовная и телесная мощь от автора. Даже Дюма-отец, написавший немыслимое количество романов, имел многочисленных секретарей и помощников, соавторов и подсказчиков, Бальзак же в основном создавал свои вещи сам и прибегал к соавторству лишь в начальный период.
Беда, однако, в том, что при такой сверхзадаче выход и итог мыслился один – сжечь себя без остатка, подобно Прометею, как определил это Стефан Цвейг; таким образом замысленная и расписанная жизнь могла реализоваться лишь за счет бесконечного самопожертвования, при которой сам автор сознательно отказывается от простых человеческих радостей – семьи, буржуазного достатка, незапланированного общения с природой и симпатичными людьми. Все шло как раз по тому сценарию, при котором жизнь сгорала огромным костром на ветру XIX столетия. Читатель-роялист, читатель-буржуа, читатель-пролетарий, читатель-крестьянин требовали все новых и новых жертв, и у Бальзака хватало топлива, чтобы поддерживать горение высоко и мощно. Не стоит думать, что это был социальный заказ, как сказали бы в России в семидесятых годах ХХ века. Нет, это было и жизнью – жизнью человека, которому «дано с избытком», как говорится в Св. Писании. Бальзака ориентировала не только французская читающая публика. У него была и самоцель. Недаром же в его кабинете стояла статуэтка Наполеона (того самого, завоевателя) с надписью рукой Бальзака: «То, чего он не смог завершить мечом, я осуществлю пером». Таким образом, сам автор ставил задачу завоевания всего мира. Отличие гения от графомана, вероятно, в том и состоит, что гений справляется с заданием, достигает цели, какой бы грандиозной она не выглядела, он держит ситуацию под контролем, тогда