вчерашней встречи после полугодовалого расставания. Да, тут может позавидовать каждый, даже счастливый и богатый, а не люди с такими глазами, в которых помимо всего сквозила и ненависть к русским. Впрочем, они сами об этом и говорили. Как же, у русского народа благополучие растёт, заработки растут. А их они, такие рассякие, бросили, и приходится им, как неграм, ездить в большие русские города, чтобы заработать копейку и прокормить свои многочисленные семейства. Насколько Людмила помнила, средний заработок в Белоруссии составлял восемнадцать – двадцать долларов в две тысячи втором году, это примерно, что у русских в начале девяностых.
Долго мерили, вымеряли, попутно заказывая ещё одну машину с песком, цементом и металлическими столбами. Домой приехали под вечер. И это всё на второй день, когда муж не только не отошёл от полугодичной качки, от часовых поясов, но и от трехкратного перелёта. Люда не знала, как к этому можно привыкнуть, но лично она после пятимесячного рейса даже не могла смотреть в окно. Для неё было дико и странно, почему ничего не движется, даже деревья за окном стоят на одном месте. Или, как после огромной машины, называемой пароходом, она садилась в такси, как в кресло, обнажённое со всех сторон и мчащее её куда-то с бешеной скоростью.
Однако, обнажили теперь их с другой стороны. Проснулись Люда со Стасом утром в понедельник, а их домишко, туалет и другие пристройки оказались не только обнаженными, просто голыми. Остатки старого забора снесли вместе с кустами, и они были перед всеми, как на ладони. В котором часу они успели это сделать? Да, уговор был такой: они делают забор за пять, шесть дней, однако как потом оказалось, строительство пролонгировалось на пять недель. Всё полетело прахом, и приезд мужа, и Людин двухнедельный отпуск, в конце концов, и жизнь.
Сергей с отцом прислали ещё мальчишек, которые должны были копать им ямы и заливать бетоном. Оказывается, запрошенных денег ещё хватало, чтобы нанимать дополнительную рабочую силу. С ними было бесполезно спорить, но Людмила сказала, что детский труд она не потерпит, и чтобы, ни одного пацана здесь не видела. Отец с сыном их разогнали, но они потом всё равно тёрлись около дачи, заходили в дом, ели, пили молоко, и видимо наслаждались, что у детей Люды и Стаса были и мама, и папа родные. На таком небольшом участке в восемь соток, когда все и всё рядом, Люда не могла не приглашать их отобедать с ними. Может, её обеды и явились той пролонгацией строительства. В первый понедельник после их работы они с мужем по-русски пригласили их отужинать с бутылочкой русской водки. Разговоры были всякие, в первую очередь, о политике и экономике, и Люда видела, что сердца их, и глаза понемногу смягчаются, тем более, она сказала, что была два раза на Хатыни, и два раза рыдала. Действительно, невозможно было сдерживать слезы, видя одни трубы печек сожжённых домов и слушать колокольный звон под приглушенную траурную музыку. Людмила была там с туристами, или, как раньше говорили, с интуристами, когда работала гидом-переводчиком в славном и награжденном