сложившейся под руководством Сталина, и в то же время роковым по своим последствиям. Впервые оперативное руководство взял в свои руки сам Сталин. Проблемой занялся не съезд, хотя он проходил в декабре. Ее не обсуждал и Центральный Комитет, выбранный этим съездом. Действовать начал Секретариат (правда, как предполагается, на основании инструкций, полученных от Политбюро): он давал руководящие указания партийным комитетам. В первых числах января указания приобрели императивно-угрожающий тон: зерно требовалось достать «во что бы то ни стало», и партийные руководители на разных уровнях лично отвечали за это. Высшие руководящие деятели направлялись в главные зернопроизводящие области, чтобы возглавить операцию на месте; Сталин выехал в Сибирь. На заготовки в деревню было мобилизовано 30 тыс. коммунистов из числа работников аппарата. Сталин вернулся к языку военного коммунизма и заговорил о «заготовительном фронте». Основной причиной кризиса был назван кулак и его спекуляция зерном с целью повышения цен. Этот анализ перекликался с доводами, выдвигавшимися на протяжении двух лет оппозицией. К кулакам, не сдававшим зерно, должна была применяться та статья Уголовного кодекса, которая предусматривала привлечение к суду с конфискацией имущества как спекулянтов; четверть конфискованного зерна должна была передаваться крестьянам-беднякам. Судей и партийных работников, не выполняющих эти меры, следовало снимать с работы.
Большая часть зерна, как признал несколько месяцев спустя сам Сталин, находилась, однако, не у кулаков, а у трудно отличимой от них массы середняков. Если требовалось получить зерно любой ценой, а именно это и требовалось, значит, его необходимо изъять и у середняков, ибо они тоже отказывались сдавать зерно по государственным ценам: на рынке можно было выручить за него куда больше. Тут уже мало было Уголовного кодекса. Нашли другие способы вроде принудительной сдачи зерна в счет займа, самообложения деревень, досрочного взимания налога. Каковы бы ни были их конкретные формы, они неизменно сводились к жесткому нажиму на крестьянина, располагающего зерном. Для стимулирования его материальной заинтересованности на село направлялся большой поток промышленных товаров, отнятых у городов, но их все же не хватало.
Печать освещала «битву за хлеб», каждые пять дней публикуя сводку о ходе хлебозаготовок. Применявшиеся методы были заимствованы из опыта 1918 г., комбедов и хлебных реквизиций. В апреле и Пленум ЦК признал, что в ход были пущены методы той поры: повальные обыски и конфискации, запрещение торговать на рынке, заградительные посты на дорогах, насильственный «товарообмен» – одним словом, нечто напоминавшее продразверстку времен гражданской войны. Подобные приемы были вскоре осуждены Москвой как прискорбное и недопустимое искажение данных указаний местными органами власти. К этому времени худшее, казалось, миновало: за период с января по март с помощью жестких сталинских мер, названных «исключительными», было собрано достаточно зерна,