столько денег за тепло Светочей, и что в страшный ледник, подкравшийся к людям с севера, никто тогда не верил. Засушенные одуванчики выглядели плохо, потеряв цвет и форму, другое дело – карточки с рисунками, которые имелись у старушки к каждому растению. Их Эйван разглядывать любил. Такие карточки раньше рисовали монахи, еще до того, как ушли бороться с ледником и пропали без вести. Место монахов вскоре заняли колдуны, которые подарили людям Светочей, но про монахов Эйван думал частенько. Правда, по рассказам бабки Майи выходили они еще страшнее колдунов – ростом с деревья, с длиннющими руками, царапающими землю когтями, с глазами-молниями и косматыми гривами, в которых жили злые феи.
Эйван перестал верить в сказки с тех пор, как мать дала ему тощий мешочек с семечками, посадила на телегу к торговцу дровами и велела в родную деревню больше не возвращаться, потому что ей других шестерых детей кормить нечем. Хмурый неразговорчивый мужик привез его в Гату, где Эйван попрошайничал, пока городская стража не собрала беспризорников и не развезла по новым деревням, насильно подселив в семьи тех, кто получил от губернатора земли. В отличие от других мальчишек, закончивших свою молодость в хрустальных рудниках, где работали почти все деревенские, Эйвану повезло. Он достался кряжистому старику, который пообещал лупить его за каждый промах, однако после недолгой, но мощной вспышки черной росы, унесшей половину деревни, в том числе и старика, Эйван остался один. Потрепанные болезнью деревенские решили дом у подростка не отбирать, тем более что пустовало каждое третье жилище. Всем было мало дела до какого-то беспризорника, и Эйван занялся тем единственным, что умел – выживанием. Родную деревню он никогда не искал, а семечки больше не ел, впрочем, подсолнечник в Ральвадии родился плохо, а потому считался роскошью, доступной разве что городским.
Эйван привык обходиться малым, а вот его друг – верзила Лес, которого природа одарила силой, но не умом, ел все подряд. Даже сейчас, пока они стояли у Дворца Светочей, ожидая, когда охрана пропустит очередную партию просителей, Лес грыз хвойную ветку.
Плохая примета – он украл ее у доярок, которые возвращались после утренней дойки с охапками порубленной хвои. Сквозь свежие еловые ветки обычно процеживали первый удой. Не только в Далевале, но и по всей Ральвадии люди верили, что первое молоко нужно проливать сквозь сложенные крест-накрест хвойные веточки. Так оно будет дольше храниться, и целебных свойств станет больше. Потом эту «молочную» хвою втыкали в снег или в землю у хлева, чтобы отогнать от скотины ведьм и болезни. Однако ребятня, да и такие непутевые, как Лес, всегда норовили стащить ветку другую, считая ее лакомством. Эйван раз пробовал «молочную» ель, но ничего, кроме привкуса обычных хвойных смол, не почувствовал.
А Лес вот жевал. Аромат ели смело соперничал с запахом жареных пирожков с мясом, которыми бойко торговала девица в синем платке у входа в здание. Дворец Светочей, как и все дома Гаты, где жили богатые и знаменитые, возвышался в конце Базарной улицы, одним своим видом свидетельствуя о том, что торговые дела на этом месте заканчиваются, и начинается сакральное. Эйван не знал, почему дело Светочей относили к духовной стороне жизни людей. Ведь таких торгашей, как они, еще стоило поискать. Даже девица в синем платке, сдирающая с голодных просителей бешеные деньги за крошечные пироги с сомнительным мясом, казалась сущей благотворительницей по сравнению с алчными Светочами. Лес, кстати, не удержался и попытался выпросить у торговки пирожок за полцены, но девица знала, что скоро Светоч Арина пойдет в обход по улицам города, и тогда желающих купить ее мясо в тесте появится множество. Эйван же только порадовался тому, что у Леса не хватило денег. В прошлый раз друг в городе что-то съел, после чего валялся у старой Майи на лекарской лавке, жуя дубовую кору от поноса.
– Она должна согласиться, – уверенно заявил Лес, в очередной раз опасливо покосившись на корзину, которая висела на металлической балке, торчавшей из стены Дворца Светочей. Все знали, что это здание стало дворцом всего год назад, а раньше здесь обитали городские палачи, которые рубили головы осужденным. Корзина как раз для таких голов и предназначалась – на всеобщее обозрение и устрашение. После того как губернатор Гаты отдал здание Светочам, палачей переселили ближе к почтовой и судебной башням, но корзину те оставили. То ли позабыв о ней, то ли в назидание. Светочи, странное дело, тоже «украшение» снимать не стали, о чем горожане судачили, но тишком. Злить таких важных людей сплетнями и домыслами все побаивались.
– Не знаю, – неуверенно протянул Эйван. – В прошлый раз отказала.
– В прошлый раз ты плохо старался, – фыркнул Лес. – Уж поуговаривай ее. Она все-таки баба, хоть и Светоч. Васька так хотела цветущую вишню во дворе на свой день рождения увидеть. А если еще и я под этой белой вишней постою, то, может, у нас что и склеиться. Как думаешь?
Эйван промолчал и поспешил подвинуться на место тех, кто вошел в здание. Очередь двигалась медленно. Замерзший охранник пропускал просителей группами по пять человек, но, когда дверь открывалась, было видно, что внутри не протолкнуться. Впрочем, долго ждать Эйван не собирался. Ему бы только попасться на глаза Арине. Он не знал, что за магия срабатывала каждый раз, но Светоч