сплошной стены дождя.
Я оторвал взгляд от стекла. Флинт насмешливо посмотрел на меня и закурил. Что-то смущало меня в его лице, и только спустя какое-то время я понял, в чем дело. Сами черты лица были очень подвижны, но казалось, что на нем лежит печать вековой меланхолии, и все же порой оно смягчалось всепонимающим взглядом ярко-голубых глаз, и тогда сквозь густую щетину непостижимым образом проступали иконописные черты святого.
Прочистив горло, я спросил:
– Вы сказали, что чучело является проводником?
Яркая вспышка молнии сверкнула прямо за стеклянной панелью и на пару секунд осветила кабинет. Черты лица Флинта резко заострились. Отблеск молнии полыхнул змейкой в антрацитовых пуговках глаз Сантьяго, и почудилось, что попугай ожил. Оглушительный раскат грома на какое-то время заложил уши, казалось, что барабанные перепонки не выдержат и лопнут.
– Да, Сантьяго проводник. И впредь попрошу вас, молодой человек, быть более уважительным. Сантьяго не чучело, он – проводник, – с нажимом на последнем слове сказал Флинт, но затем его лицо озарила улыбка. – Итак?
Я выложил на стол ручку, блокнот и диктофон.
Флинт прикрыл глаза и тихо сказал:
– Нет.
– Что? – Я уставился на него.
– Вам придется довольствоваться вашей уникальной памятью, – он открыл глаза.
– Но…
Флинт перебил меня:
– Никаких «но», это было одним из условий, соблюдения которых я требовал. Это и позволило состояться этой встрече.
Я был в растерянности – приятель ни о каких условиях мне не говорил. Единственное, он просил, чтобы я ничему не удивлялся, но делать было нечего, как говорится – «на нет и суда нет». Я убрал со стола ручку, блокнот и диктофон.
– Я уже упоминал, что был против этой встречи, – продолжал между тем Флинт, – но Сантьяго настоял. Я… я не смог возразить. – Он погладил чучело попугая. – Слишком долго он молчал.
Флинт вновь закурил и, выпустив густую струю дыма в потолок, неожиданно спросил:
– Как давно вы заинтересовались капперингом?
– Два года назад.
– Что побудило вас заняться этим?
– Любопытство и… возможность выиграть…
– Самый большой выигрышный коэффициент?
– Сто пятьдесят шесть.
– Одинар? – Брови Флинта взлетели вверх.
– Экспресс.
– А-а… Количество событий?
– Два.
Мои ответы чеканились так же четко и быстро, как и вопросы Флинта.
– Что заставило вас выбрать именно эту комбинацию событий?
На этом вопросе я споткнулся.
– Не знаю… События располагались по соседству в «сетке»… Мне показалось забавным объединить дюжину и «чертову дюжину»… Они бросились мне в глаза, эти события… Вот и все.
– Вам показалось забавным…
– Что?
Флинт не смотрел на меня, он глубоко дышал, лицо его побледнело, глаза закатились. Пальцы правой руки бешено