он взял ее под руку, и помог сесть.
Она не ответила, – только длинно посмотрела на сына, казалось, равнодушным взглядом.
Узнала она меня? – думал Сим, вглядываясь в знакомые черты. А ему так хотелось, чтобы она его узнала, чтобы сказала «привет, сынок», или хотя бы «привет, Сим».
Да, – думал он, – тебя не было со мною в детстве, и даже в старости тебя тоже нет.
– Мам, – произнес он, – почему ты всегда близко но не рядом… Почему тебя никогда нет?
Сим думал, что она не понимает его слов, старушка все так же безразлично смотрела то на него, то по сторонам.
– Вот, ты представляешь, мне больше сорока лет, я пришел к тебе сегодня потому что не к кому идти… Я пришел, чтобы что-то сказать, и вот, говорю, а меня не слышат. Мне, знаешь, порой кажется, что надо мной просто насмехаются сверху.
Мать полезла в карман, достала из него маленькие часики без ремешка, посмотрела на них, странно улыбнулась, и аккуратно убрала обратно.
Симу захотелось рыдать, ему было так больно. Как ей сказать, что он все-равно ее любит, что бесконечно несчастен, что он так сожалеет… Он понял, что нужно уходить, поднялся со стула и, в том момент, когда он нагнулся, чтобы взять оставленную рядом кепку, Сим вдруг почувствовал легкое прикосновение. Она будто украдкой посмотрела на него и полушепотом произнесла:
– Привет, Сим, – он вздрогнул, ему не послышалось, глаза старушки блеснули каким-то виноватым оттенком и через мгновение вновь канули в безучастную пустоту.
В его сердце поднялся шторм, сотни чувств вдруг вынырнули на поверхность, Сим почувствовал тошноту и выбежал на улицу. Он стоял, облокотившись на капот машины, глубоко дышал, на лбу блестели капли пота.
Как мне сесть за руль? – думал он, силы, казалось, куда-то исчезли, на него наступала паника. Он всегда боялся и презирал слабость, любую: физическую, душевную. Его внутренний хищник не имел права на слабость, он всегда должен быть в форме, всегда наготове, всегда готов к войне. Состояние слабости для него было чем-то родственным состоянию смерти. Сим избегал его всеми способами, и когда он нечаянно срывался, и соскальзывал вниз, после таких поражений очень сильно стыдился и презирал себя. Он – Другой, он выше всех этих пресмыкающихся, он – всемогущ и прекрасен. И сейчас был именно тот момент, который поколебал его пьедестал.
Опять она, – подумал он, и недавняя жалость к матери вдруг сменилась на ненависть. Как бы ему хотелось стереть ее из своей памяти, она все портила, она обитала именно там, где гнездились вина и стыд. В присутствии матери он с самого детства чувствовал себя уязвленным, маленьким. Вся его мощь, все его достоинства рядом с ней вдруг рассыпались, и зрелый мужчина вновь превращался в какого-то испуганного мальчишку. За это он так не любил встречи с ней, и за это, временами, где-то в закоулках души просыпалась заглохшая детская ненависть.
Но одним из замечательных качеств Сима была его способность к подавлению эмоций и мобилизации рациональных ресурсов: он выбросил весь этот