что он мог так поступить с сыном. С ней, возможно, да, но не с Колькой.
Оказалось, смог. Об этом ей однажды и вылепил молоденький, разодетый в новую форму следователь. Так и сказал: "Прекратите истерики, мамаша. Муж ваш жив, он просто с вами общаться не хочет. Мы имеем право не разглашать его местонахождение".
Надя, где стояла, там и села.
– Как это не хочет общаться? А ребёнок?
– Ну, знаете, я вам как мужик говорю: ребенком человека к себе не привяжешь. Вы бабы странный народ. Сначала рожаете для себя, а потом удивляетесь, что ваши дети никому не нужны.
– Да… да как вы смеете! – вскипела Надя, выходя из оцепенения.
– Но-но, гражданочка! Без личностей. Могу вам только посоветовать на алименты подать. Так можно, тем более что человек найден.
На алименты Надя не стала подавать. Она вообще теперь ничего не хотела слышать о муже. Хотела было развестись, но поняла, что предстоит дележ имущества, а там и скандалы, и сплетни. Кольке и так досталось, еще и это все… Зачем? Бог с ним, с Вадимом, пусть живет, где ему хочется. Раз таким гнилым оказался, то может и к лучшему, что не на глазах, не в одной деревне.
Сыну только сказала, чтоб не переживал, что жив отец, только живет в другой семье. А он и не удивился. Ответил по-взрослому, по-мужски:
– Мам, мой отец всё-таки погиб. А там я не знаю, кого нашли. Но это точно не он. Может, двойник?
Надя потрепала вихрастую голову, вздохнула. Вот и у сына свое сложилось мнение. Оправдывать мужа? Так и сказать нечего о его поступке, подлость чистой воды. А прошлые заслуги на фоне этого известия словно стерлись, смылись вешними водами, дождями, выплаканными слезами. Действительно, он для них, наверное, умер.
Так и остались они с сыном жить здесь, в Преображенке. Надя ходила на работу, Колька учился. Через год похоронили свекровь. Попрощаться приехали все родные, кроме Вадима. Обсуждали, шушукались, еле вытерпела.
Трудно было одной: и со скотиной нужно управляться, и на работу, после тяжелой работы в сарае, прийти свежей и отдохнувшей. Деревенская жизнь вообще к бабам юморная.
Да и животину в итоге держать невыгодно оказалось. Пока мужик в доме был, пока всю тяжелую работу на себя брал, да корма дармовые привозил, – хоть какой-то в этом был смысл. А тут попробуй сама все успей, на зарплату и зерна курам купи, и ботинки Кольке каждые два месяца меняй – лапа-то вон как растёт, за всеми расходами не угонишься.
Много раз Надя думала о том, чтобы в город перебраться, но снова и снова вставал вопрос о том, что нужно дом продавать, а значит мужа искать, документы оформлять, как положено. Нет, не хотела она ни видеть его, ни бегать за ним, ни о чем-то просить.
Весть о Вадиме сама к ним пришла. Такая же гнилая, с душком, как и бывший муженек.
Умер он – где-то пьяный под колеса грузовика влетел. Да и Бог бы с ним, но умудрился для новой гражданской жены и ребенка, которого успел ей заделать, купить квартиру. Выпендрился, козлина. Кредит большой на себя взял, комфортным жильем любовницу обеспечил. А Наде теперь расхлебывай.