собирают записки от нас за неделю до выхода. Я сделала несколько копий и раздала ребятам из лондонского анклава. Коротко и мило: «Еще жива, учусь хорошо». Приходится писать коротко, чтобы никто под уважительным предлогом не отказался вложить мою записку в свой конверт. Иначе непременно откажутся.
Папа послал такую записку своим родным, поэтому они знали, что он дотянул до старшего класса. Но домой он так и не вернулся. Один из сотен ребят, чью жизнь выбросили на помойку. Когда мама наконец разыскала папиных родственников и рассказала им обо мне, они решили, что обрели частичку покойного сына, и прислали нам билеты на самолет. Мама попрощалась с друзьями по коммуне и собрала наши немногочисленные пожитки.
Но когда мы прилетели, моя прабабушка, взглянув на меня, впала в пророческий транс и сказала, что я нечистая душа и если мне не помешать, я принесу гибель анклавам по всему миру. Мой дед и его братья решили это сделать. Тогда у мамы в первый и в последний раз в жизни отказали тормоза. Я смутно помню, как она стояла посреди комнаты, которую нам отвели, а четверо мужчин неуклюже пытались сдвинуть ее с места и забрать меня. Не знаю, что они собирались со мной сделать – ни один из них сознательно не причинил бы вреда и мухе, – но, похоже, прабабушка увидела что-то очень жуткое.
Они начали спорить с мамой, а потом вдруг всю комнату наполнил ослепительный свет, от которого стало больно глазам. Мама подхватила меня на руки вместе с моим одеяльцем и вышла из дома, босиком и в ночной рубашке, а папины родственники с несчастным видом стояли вокруг и не смели к ней прикоснуться. Мама дошла до ближайшего шоссе, подняла руку, и проезжавший мимо водитель подобрал нас и отвез в аэропорт. Там один богатый бизнесмен, собираясь взойти на борт частного самолета, увидел, как она стоит в вестибюле аэропорта со мной на руках, и предложил подбросить ее в Лондон. Он до сих пор каждый год на неделю приезжает в коммуну, чтобы почистить ауру.
Вот какой человек моя мама. А я совсем другая. Прабабушка была всего лишь первой из длинной череды людей, которые, увидев меня, переставали улыбаться, прежде чем я успевала сказать хоть слово. Никто и никогда не предлагал меня подвезти или потанцевать со мной в лесу, чтобы помочь мне собрать ману, и не снабжал едой, и, самое главное, не бился плечом к плечу против мерзких злыдней, которые постоянно охотятся за волшебниками в поисках добычи. Если бы не мама, меня бы выжили из коммуны. Вы не представляете, сколько милых людей – тех, кто писал гневные письма политикам и регулярно протестовал против социальной несправедливости в отношении летучих мышей, – бодро сказали мне, четырнадцатилетней, как я, наверное, рада поехать в школу (ха-ха) и как, наверное, хочу впоследствии пойти своим путем, повидать мир и все такое.
Пожалуй, я и так не горю желанием возвращаться в коммуну. Человек, сам этого не испытавший, не поймет, как ужасно жить в окружении людей, которые верят буквально во все – от лепреконов до Санта-Клауса, но никак не могут поверить, что ты