быть уверенным, что не ошибся. И чем больше о нем думал, тем непонятней оно становилось. Надпись была такой недавней, что даже легкие царапины, нанесенные острым пером на мягкой меди, оставались четкими и хорошо видными. Но со времен Мохаммеда во всей Аравии нет ни одного араба, который осмелился бы молиться Ваалу, проклятому языческому богу предков.
О’Брайен в замешательстве подумал, что какой-нибудь исследователь нашел древнюю молитву и позабавился, копируя ее на медном листке. Возможно ли это? Но подражатель скопировал бы древние прямоугольные формы раннего арабского письма. Эта надпись сделана полукурсивом.
Еще один вопрос – сокол, несомненно, прилетел из самого сердца великой пустыни. Даже стервятники не могут пролететь над Обителью Пустоты, где нет никакой жизни. Еще менее вероятно, что сокол прилетел издалека и пересек всю пустыню. Самум захватил сокола где-то далеко от развалин, в середине обширного, не нанесенного на карты океана песка.
Другой вопрос – в послании-мольбе говорится об Иреме и о Чаше Ваала, но что еще значительней, автор надписи Истара называет себя «богиней-жрицей». Такое сходство с надписями в разрушенном дворце не может быть простым совпадением. К тому же еще эта арабская легенда о Саде Ирема…
Неожиданно О’Брайен понял. Далеко в пустыне, веками отрезанный от всего мира, по-прежнему существует оазис, ставший основой легенды о рае Шеддада.
Название «Чаша Ваала» позволяет предположить, что такой оазис может существовать посредине страшного опустошения. Во все стороны – на север, юг, запад, восток – в кольце прибрежных гор и ниже их уровня лежит «дехан», или пустыня. Во время сезона дождей большие прибрежные долины несут воды паводка в сухую центральную пустыню. И если в сердце этой сухой пустыни есть низкий бассейн или чаша, здесь могут подниматься воды из-под песка, возникнет плодородный оазис.
Воображение О’Брайена разыгралось. Он представил себе заросшее пальмами углубление в сердце песчаного океана – остров в Море Истории, с языческих времен отрезанный от остального мира. И его покрытое пылью лицо загорелось восторгом прирожденного искателя приключений. С ним самолет, способный на долгий перелет, и еще сокол. Он сможет использовать обоих.
Было просто связать крылья и ноги покорной птицы. Если сокол прилетел из Ирема, он приведет его прямо домой. Убедившись в том, что его гид надежно привязан, О’Брайен принялся тщательно проверять самолет и особенно двигатель.
Через час самолет был свободен от песка и пыли, и мотор работал размеренно. Работая, О’Брайен сытно поел, и теперь ничего не задерживало его старт в неизвестное. Он посадил сокола в сидение перед собой и надел шлем с большими темными очками, чтобы защитить глаза в пыльном воздухе. Мгновение – и пропеллер завертелся.
Еще несколько ярдов колеса шасси тяжело вязли в песке, но наконец крылья подняли самолет в воздух. Он быстро поднимался и скоро был уже над облаком пыли и песка, все еще висевшем над пустыней как следствие