ь? Один пропущенный звонок от матери, и вот он на пути в родное гнездо.
Конечно, он ей перезвонил, но мать ничего толком не объяснила. Хотя даже из ее туманных намеков ему стало понятно, что в доме что-то случилось. Вот почему он здесь.
Заметив небесно-голубые ворота родительского дома, Мэнни невольно выпрямился и подумал, что скоро получит ответ из первых рук.
Водитель, дальний пожилой родственник, улыбнулся Мэнни:
– Твоя мама будет очень рада тебя видеть. Последние несколько дней она только о тебе и говорит.
– Да, давно я не был дома, – согласился Мэнни, ощутив, как заржавел его сомалийский оттого, что он на нем практически не говорил.
Водитель посигналил у ворот, они отворились, и он вырулил на широкую подъездную дорожку.
Мэнни не стал дожидаться, пока тот заглушит двигатель, и поспешно вышел из машины. Он невольно поежился от утренней прохлады. Рейс приземлился в семь утра, но он обычно был в это время на ногах. Мэнни соблюдал жесткий, порой изнурительный график работы. Но иначе нельзя, ведь он генеральный директор многомиллионной строительной и инжиниринговой корпорации «Этна билдс». После бессонной ночи он держался исключительно на адреналине.
Дом уже проснулся. В нем царила утренняя суета. Одна из новых горничных его матери закрыла ворота, а Мэнни едва не столкнулся с другой незнакомой молодой женщиной с ведром и шваброй. Мыльная вода выплеснулась в нескольких сантиметрах от его дорогих итальянских мокасин ручной работы.
Хотя она не знала, сколько стоили туфли, однако пробормотала извинения за то, что преградила ему путь.
– Все в порядке, – сказал он.
Он не хотел смущать молодую женщину. Судя по ее округлившимся от испуга глазам, она поняла, кто он, и пыталась одной рукой накинуть на голову шаль, повязанную вокруг плеч.
Мэнни отвел взгляд. Конечно, сшитый на заказ костюм-тройка выдавал его с головой. Он не подумал, что следовало бы переодеться в одежду, принятую в этих местах. Но он спешил к матери, и его миссия еще не окончена.
– Моя мама у себя? – спросил он служанку, которая по-прежнему глазела на него.
Та молча кивнула.
Мэнни поблагодарил ее и быстро прошел в дом.
Его окутал с детства знакомый аромат ладана. Он на мгновение зажмурился, а потом снова открыл глаза, привыкая к скудному освещению. В доме всегда царил полумрак. Его мать предпочитала естественное освещение электричеству. Мэнни подавил желание включить свет у входа. Он пересек просторную прихожую и вошел в гостиную.
– Мансур?
В голосе матери звучало удивление, словно она не ожидала его появления, хотя он отправил ей сообщение о том, что вылетает, и она прислала водителя в аэропорт. Неужели мать подумала, что он не откликнется на ее призыв о помощи? И как это его охарактеризовало бы? Разве он плохой сын?
Мансур отбросил мрачные мысли и сосредоточился на настоящем.
Дверь на веранду была открыта, как и все окна в гостиной, обставленной с большим вкусом.
Его мать встала, опираясь на руку стоящей к нему спиной женщины. Он подумал, что это горничная, но скоро понял, что ошибся.
– Амаль… – выдохнул он едва слышно. Он давно запретил себе думать о ней. А если быть точным – год назад.
Знай он, что их дорожки пересекутся, назначил бы встречу с матерью в другом месте.
Но сейчас обе женщины шли ему навстречу.
Мансур вздрогнул, когда они приблизились. Его внутренний голос вопил, что нужно бежать. Сердце набатом стучало в груди, и он боялся, что Амаль услышит и поймет, что он по-прежнему целиком и полностью в ее власти.
Любопытство удерживало его на месте, хотя он едва сдерживался, чтобы не удрать и провести свой первый день в родных местах в отеле.
Только боль, плескавшаяся во влажных глазах матери, охладила его негодование. Халима Ахмед Адан редко проливала слезы. Он вспомнил лишь два случая: когда в прошлом году умер его отец и когда Мансур в семнадцать лет объявил о своем намерении уехать учиться в Америку.
Но сейчас она плакала, стоя перед ним, простоволосая, потому что забыла про шаль, оставленную на узорчатых напольных подушках.
– Хойо, – приветствовала она сына на родном наречии.
Теплая волна затопила его сердце. Тронутый ее слезами и приветствием, Мансур заключил мать в объятия.
– Я по тебе скучала, – прошептала она в ухо сына.
– Я тоже, – пробормотал он в ответ.
Он встретился взглядом с Амаль. Ее смуглая кожа, не тронутая косметикой, сияла, хотя лицо хранило нейтральное выражение. Тонкая темно-синяя вуаль была подобрана в тон платью, которое выгодно подчеркивало ее высокую грудь и пышные бедра. Мэнни ощутил знакомое волнение и невольно сжал мать в объятиях. Та охнула и негромко засмеялась. Он почти забыл, что обнимал ее.
– Прости меня, – пробормотал Мэнни и ослабил хватку, отпустив мать.
Он все еще чувствовал тепло материнского