нас же Куркутэ хуже бешеного волка. Его имя по-печенежски и означает «волк». Уж больно кровь любит. Да и зол он, что я царевича Курю Темекею привез. Теперь поди докажи отцу, что он более достойный наследник, нежели сын от любимой жены.
Малфрида вскоре обратила внимание на то, что молодой «волк» собрал вокруг себя таких же, как и он сам, дерзких молодых воинов, что-то говорит им, возбужденно размахивая руками. Его слушали, кивали, однако многие смотрели мрачно. Ведь и им хотелось пойти в большой поход на ромеев. Но Малфрида забеспокоилась, только когда Куркутэ шамана подозвал, стал что-то втолковывать, даже за рукоять сабли схватился. Малфриде это не понравилось. Подумав немного, она послала заклятие. Сделала жест рукой в сторону Куркутэ – и тот умолк на полуслове. Шаман стоял рядом с ним, ожидая дальнейших указаний, но потом вдруг что-то сообразил, стал крутить головой, пока не заметил уставившуюся на них девку русов. И вмиг догадался, что к чему. Схватился за амулеты, затрясся. Малфрида же наблюдала, как хан Куркутэ, выпучив глаза, давится и тужится, силясь издать хоть звук. Его батыры, ничего не понимая, смотрели растерянно, пока их предводитель не кинулся прочь. Малфриде же стало смешно, и она громко расхохоталась. И тут же услышала, что и рядом кто-то смеется. Оглянулась – Ивор. Они встретились взглядами, и он ей понимающе кивнул. Ивор, который следил за ней все последнее время, теперь был доволен. И ее чародейство, похоже, его не пугало.
Весь остаток дня в стане царило оживление. Русы беспрепятственно ходили среди юрт, печенеги, похваляясь, показывали им пасущиеся стада. В стане повсюду стояли бесчисленные белые и черные юрты печенегов, между ними сновали люди, слышалось жалобное блеяние баранов, которых вели на заклание. Тут же варили мясо в больших закопченных котлах, и к небу тянулись струйки голубого дымка. В лагере печенегов иногда попадались люди славянского вида – рабы. Они кидались к русам, некоторые на колени падали, молили: выкупите нас, спасите. Печенеги реагировали по-разному: смеялись, а когда и нагайкой могли хлестнуть невольника. Понимали ведь, что русы сейчас в стойбище гости, не захотят на чем-либо настаивать, опасаясь разрушить хрупкое равновесие перед заключением договора. Потому-то русы и отходили от своих, отворачивались. Хотя, что тут поделаешь, сами же зачастую и торговали с печенегами славянским людом. Дело-то прибыльное.
К вечеру все стойбище пировало. Мужчины сидели на открытом пространстве между юртами, а женщины хлопотали у костров. Озаренные красными отблесками, принарядившись по случаю пира в меховые шапки, надев на себя множество металлических подвесок, они большими ложками накладывали куски мяса в деревянные и глиняные миски, а слуги разносили их гостям. Мяса было вдосталь, но приготовлено без особого старания: разваренная конина и баранина, часто даже не просоленная как следует. С хлебом у печенегов было туго, зато по приказу Темекея слуги вынесли гостям большие бурдюки сладковатого хазарского вина. После кислого кумыса оно казалось особенно вкусным. Малфрида оторваться от него