осознанию значимости момента. Толпы студентов во дворике на Моховой совсем не походили на передовой отряд молодежи, о котором кто-то талдычил в приветственной речи. Но гремела музыка, хохотали студентки, все обнимались, и у него зарябило в глазах.
Потом целую неделю разбирался со своим окружением, расписанием и расположением аудиторий.
Идут занятия. Обе девушки Артура с ним в одной группе. В этом повезло. А в остальном…
Артуру очень нравится латынь. Он помнит, как папа прежде любил читать чеканные строки Вергилия, выученные в дореволюционной гимназии.
А теперь… Теперь получается, если апелляции у отца нет, то Артур совершил подлог, просто наврал в своей анкете. И если вскроют обман? В лучшем случае сразу выгонят из университета, а в худшем – думать страшно. И у Артура возникает план.
После очередного семинара по латинской грамматике Артур подходит к преподавателю. Этот симпатичный человек вызывал у него доверие. Он не просто преподаватель – он член партбюро.
– Евгений Серафимович, можно с вами поговорить?
Латинист удивлен. Студент старательный, занимается хорошо, только что выступил на семинаре, цитировал Вергилия.
– Пожалуйста, – говорит он, пряча в портфель свои бумаги.
Артур мнется – рядом вертится доносчик Кочетков, у него тоже вопросы к лектору.
– Пусть сначала он, – говорит Артур и выходит из коммунистической аудитории.
К нему тут же подбегает Рогова, сует записку и исчезает. В записке написано: «Встретимся в музеи Ленина, там выставка подарков Сталина».
Артур поморщился, исправляя ошибку в слове «музеи» на «музее». А тут появились довольные друг другом Кочетков и латинист.
– Так о чем речь? – поинтересовался преподаватель.
Кочетков, к счастью, исчез. Артур сказал:
– Это конфиденциально.
Латинист сразу понял и завел его в небольшую пустую аудиторию. Смотрел требовательно и строго.
– При поступлении я ошибся в анкете.
– Если вы русский знаете так же хорошо, как латынь, – это не беда! – улыбнулся преподаватель.
– Я написал, что отец член партии, а в это время его исключили. Он подал апелляцию, и я думал, что так можно… написать. Он член партии с двадцать четвертого года.
– За что исключили? – строго спросил латинист.
Это был трудный вопрос, формулировка там была убийственная. «За пособничество троцкисту». Но разве такое произнесешь. Артур покачал головой:
– Он мне не говорил.
– Когда апелляция?
– Уже… опять отказали.
Евгений Серафимович надолго задумался. Но тут зазвенели звонки и в комнату уже кто-то ломился.
– Почему вы мне это говорите?
– Вы член парткома и… и хороший преподаватель… И человек.
В дверь стали входить студенты. Латинист сказал:
– Я подумаю, – и исчез.
В коридоре ждала Рогова.
– Ну, – сказала она.
– Что ну, – не понял Артур.
– Идем в музэй.
Она