много, они так спешат! Сутулые, некрасивые дяди в тёмных пиджаках и спортивных штанах навыпуск. Они, засунув руки в карманы, неуклюже перепрыгивают через лужи, как если б у них болели ноги. Они и бегут за автобусом, делая вид, что и не бегут вовсе, а только вслед ему передвигаются. Им бежать стыдно, потому, что тот, кто бежит – суетится, а суетиться в Городе было всё равно, что терять достоинство. Уважающие себя люди должны вести себя торжественно и степенно. Поэтому они бегут за автобусом на совершенно негнущихся ногах, как на ходулях, прижимая локти к карманам пиджака. У тётей в руках сумки и сетки, и у них дома тепло и сухо. Аделаида всматривается в жёлтый свет зажжённых окон, и ей кажется, что она видит всё, что происходит там, за тонкими стёклами в дорожках дождевых капель…
Наверное, там с кухни в гостиную и обратно носятся и кричат дети. Они или уже сделали уроки, или вовсе их не будут делать. Как Кощейка говорит: «Подожди меня пять минут во дворе! Я сейчас на „троечку“ прочту разочек и приду». Вся квартира воняет жжённым постным маслом, потому, что мама им жарит пирожки с картошкой и дверь из кухни в комнаты они не закрывают. Там же на кухне сидят папа с соседом, о чем-то разговаривают, пьют пиво и курят. Никто никому не делает замечаний. У них всё время громко работает телевизор, и его никто не смотрит и не выключает. Ни папа, ни мама, а может, у них ещё есть и бабушка с дедушкой, и они не говорят детям, чтоб они не кричали и не бегали. За соседом пришла жена в байковом халате и тоже присела с ними около газовой плиты с дымящимися пирожками. Всем вместе уютно и хорошо.
Как часто Аделаида завидовала Кощейке, что её мама работает дворничихой! Она могла с обеда до ужина вообще не убирать со стола, просто накрыть всё тарелками и не боялась мух, которые переносят «микробов» на «своих грязных лапах». И это так здорово! Можно в любую минуту отрезать хлеба, помазать его маслом и есть, кроша на пол кусочки, прямо перед телевизором в гостиной. Ну, и что? Крошки потом Кощейка подметает сама, зато и ешь и мультики смотришь! Их ведь только два раза в неделю показывают, и почему-то всегда во время ужина!
У Аделаиды в семье ели исключительно в столовой, которой называли проходной застеклённый балкон. Когда готовилась еда, двери в квартиру закрывались, чтоб не пахло. Когда ели – тоже.
– Уже два часа, – мама внимательно смотрела на круглые стенные часы, – пора обедать. Давай, Аделаида, накрывай на стол!
– Я пока не голодная! Я кушать не хочу! – Аделаиде вовсе не лень было «накрывать на стол», и есть ей правда не хотелось…
Разве я тебя спросила, что ты хочешь? – в лице мамы неподдельный интерес. – Плевать я хотела на то, что ты хочешь, потому, что ты всю жизнь только или что-то «хочешь» или «не хочешь», всё потому, что только о себе думаешь! Кроме тебя, в доме ещё люди есть! Не огрызнёшься – сдохнешь! В нормальных интеллигентных семьях люди все вместе садятся за стол, обедают, ужинают, разговаривают друг с другом, рассказывают новости. Они не жрут одни,