шерстяные комочки варов, какими они казались с этой высоты, с пронзительным визгом неслись в правую сторону двора. Впрочем, неслись далеко не все. Некоторые комочки, которых было меньшинство, но далеко не единицы, застыли неподвижно в разных точках двора. Вот именно они и интересовали меня больше всего. Напрягая зрение до резкой боли в глазных нервах, я пристально всматривался в каждый такой комочек, пытаясь среди них найти тот единственный, который сейчас сиганул из окна и должен теперь лежать пушисто-кровавым месивом на брусчатке. То, что Мара разбилась, не вызывало у меня никакого сомнения. Единственная надежда, ещё теплящееся у меня в душе, была на то, что, обладая способностями, мною до конца не познанными, она была всё ещё жива. Да, побилась, да, покалечилась, лапку сломала или даже две. Да пусть хоть все, но жива. Сердце моё сдавили тиски яростной злобы и безграничной тоски.
Я, приложив нечеловеческие усилия, ещё раз напряг зрение. Нет, комочки так и оставались комочками. Они не приблизились ни на сантиметр и не желали раскрываться во всех подробностях. От отчаяния я с силой зажмурил пылающие от напряжения глаза, чтобы хоть на чуточку унять разыгравшийся в них ураган боли, и тут внутренний двор замка словно прыгнул на меня, увеличиваясь в масштабе. Застывшие комочки превратились в варов, воинственно сжимающих в лапках оружие, не совсем уверенно, но твёрдо направляя его в сторону неба. Я почему-то безошибочно определил, что это мужские особи, хотя в анатомии этого народа разбирался слабо. Точнее, никак не разбирался. Но я бы голову дал на отсечение, что там, внизу, были именно мужчины.
А вот мечущиеся по двору и визжащие на высоких нотах – женщины. Они метались как сумасшедшие, но твёрдо прижимали к себе своих детей, ни на секунду не выпуская их из лапок. Мары нигде не было. В этом я был полностью уверен. На всякий случай я ещё раз прощупал весь двор буквально по миллиметру вновь появившимся во мне необычным, каким-то внутренним зрением, но это было просто для очистки совести. Принцесса никогда не долетала до камней внутреннего двора, не падала на них и не превращалась с ужасным звуком в кровавое месиво. Но не могли же у неё вырасти крылья в самом деле?
Огромная тень накрыла внутренний двор, заставляя визжащих варов броситься врассыпную. Я невольно поднял глаза, чтобы найти источник этой тени. Впрочем, искать его не пришлось. Ну и ничего такого: дракон как дракон. Молча пикирует на двор, сложив треугольные крылья. Пикирует, улыбается, довольный, как удав, обожравшийся кроликов. А вот то, что происходит на его шее, а точнее, голове – это довольно занимательно.
Мара, восседая прямо на голове дракона, передними лапками намертво вцепилась в его левый рог, а задними пружинисто упиралась в правый. Во всём её напряжённом теле читалась явная решимость отломить хотя один из рогов, украшавших голову дракона. А если посчастливится, то и сразу оба. При этом она яростно что-то выговаривала дракону и, судя по решительной мимике, нормативного в её лексике было мало.
Дракон,