Справишься. Обычное дело. Бабье…
Девочки, уже посвященные в эти самые бабьи дела, делиться опытом не хотели, стеснялись. Зато Оксана расстаралась, на этот раз у старшей сестры выведала некоторые подробности ожидаемого недомогания и весь урок биологии шептала Лере на ухо удивительные вещи, за что получила «неуд» по поведению. Но Лера продолжала чахнуть от тоски, пока в конце марта не случилось нечто удивительное.
На третьей перемене возле кабинета музыки на виду у всех Гия обронил носовой платок. Обронил и не заметил. Зато заметила Лера. Оксана в тот день заболела ангиной, и, оставшись безнадзорной, Лера следовала за объектом незримой тенью.
Прежде чем детские ботинки затоптали бесценную находку, она коршуном вырвала ее из-под резвых ног. Платок хранил хорошо знакомый запах. Для его сохранности Лера неожиданную радость положила в бумажный конверт и запрятала не под подушку, куда могли добраться материнские руки, а гораздо глубже, под ватный матрас. Перед сном она доставала платок, прижимала к губам, вдыхала аромат и засыпала в радужных мечтах.
Постепенно ее тайная сокровищница пополнилась новыми вещицами: огрызок карандаша, оставленный Гией в коридоре на подоконнике, кусок ластика и скомканный тетрадный лист черновика по алгебре, упавший мимо урны, исписанный неровным почерком с крючковатыми цифрами. Если бы Лера могла подбирать за Гией объедки булочек в школьной столовой, она бы не побрезговала и этим, но Оксана в отличие от подруги сохраняла контроль над ситуацией, тянула за рукав куда подальше и не давала опуститься до полного помешательства.
В этот сложный период Лере полюбилась литература. Русская поэзия преобладала над вошедшими в моду шекспировскими сонетами, а Лермонтова – тонкую, потрепанную брошюру – Лера все продлевала и продлевала в школьной библиотеке к недоумению заведующей. Печальный Демон, такой страшный и желанный, описанием сильно походил на Гию, а пламенные речи к несчастной Тамаре Лерочка примеряла на себя, и все ей шло.
Но стремительно приближался май, конец учебного года и девичьих надежд. Переживания, подобно химическим соединениям, перетекали из одного сосуда в другой, меняли вкус, запах, цвет, а в осадке неожиданно образовалась самая настоящая ревность, и плакать Лере хотелось чаще, чем смеяться.
В мае после уроков в актовом зале десятиклассники разучивали вальс для последнего звонка. Гия – стройный, высокий, гибкий, как алазанская лоза, – солировал в центре круга с какой-то невзрачной дурнушкой, и к этой незнакомой девочке у Леры проснулась ревность. После уроков она пробиралась ко второй запасной двери актового зала, которая находилась между кабинетом химии и медицинским кабинетом на последнем лестничном марше второстепенной лестницы. Здесь был тупик, тихий, безлюдный. Здесь Лера надолго припадала к замочной щели, не опасаясь разоблачения.
Она живо представляла себя на месте соперницы. Кружилась в такт Венского вальса, ощущая на левой лопатке тепло его руки. Сладкие грезы вальсировали