о приданом и замужестве…
– Августос, сынок мой! – Графиня радостно обняла подошедшего мужчину. – Всё не могу привыкнуть, что ты так близко и никуда больше не уедешь!
– Мама, – сдержанно улыбнувшись, Августос отстранился от расчувствовавшейся женщины.
– Августос, возможно, ты помнишь, лет десять тому назад ты приезжал домой на Рождество… И… Что ж это я смущаюсь как ребёнок. – Граф Стольмский перевёл дыхание. – Это леди Мищетцкая.
У молодого графа были тёмные глаза. Эти глаза пристально посмотрели на меня, и мне вдруг стало как-то не по себе. Молодой граф улыбнулся и протянул руку.
– Кудрявая девочка с картинками, – произнёс он.
– Ах, Августос, неужели ты помнишь? И действительно! Валот, помнишь эти рисунки? Лили тогда очень любила рисовать, – умилённо улыбнувшись, видимо, вспоминая ту маленькую смешную круглощёкую девочку, которой была я, на одном дыхании произнесла графиня.
– О да. Лили тогда рисовала всех. Заставляла позировать себе часами. Слуги прятались по углам… – улыбаясь своим воспоминаниям, припомнил папа.
– Она и тебя тогда нарисовала. У меня где-то лежит этот рисунок. Ты помнишь, Августос?
– Да. На том рисунке я был похож на хромого ободранного пса, – серьёзно, не сводя с меня своих чёрных глаз, произнёс молодой граф.
И я, кажется, покраснела. Да, под всеми этими слоями грима – пудры и румян – я покраснела. Но не оттого, что мне вдруг стало стыдно за своё неуклюжее творчество. Отнюдь, я и сейчас могу с уверенностью заявить, что оно прекрасно. Нет. Я покраснела из-за другого. От этого его тёмного и тяжёлого взгляда вдруг стало крайне неловко, и в то же время хотелось, чтобы он продолжал смотреть. Что это? Я тряхнула головой.
– Извините, мадам Стольмская, где у вас тут можно носик попудрить? – выпалила я, устремив взгляд на графиню.
– О, дорогая. Это туда, – указала она рукой.
– Прошу прощения, – отрывисто бросила я и, развернувшись на месте, рванула в указанном направлении.
– Что это?
Я стояла напротив огромного зеркала и с упрёком смотрела на своё нелепое отражение. Отражение выглядело взрослой и немного растерянной девушкой, которой я себя совершенно не ощущала. Я с вызовом уставилась в свои лихорадочно сверкающие глаза.
– Что это такое было?
Но отражение не спешило отвечать. А только растерянно моргало длинными ресницами и часто вздыхало, так что белоснежные от пудры холмики грудей вздымались над обшитым тюлем корсетом.
Немного собравшись с мыслями и решив, что мои ощущения – это результат ношения неудобной одежды, я собралась возвращаться. Вряд ли отец обрадуется, если я весь вечер проведу в туалете. А с ним сейчас лучше отношения не портить, не хватало ещё месяц просидеть в комнате…
Кое-как протиснувшись в слишком узкую дверь и благополучно вытащив за собой все свои юбки, уже думала выдохнуть с облегчением, но от стены