Логика сумасшедшего. Александр Жабский

в дешевой синтепоновой куртке и вязаной шапке, мелькнувшая вреди деревьев, принадлежала тому человеку, которого он так надеялся не увидеть – и увидел. От этого Олега нервно передёрнуло. И это не укрылось от его многоопытного отца.

      – Ой, что-то ты темнишь! – неодобрительно и вместе с тем испуганно покачал головой Митрофан Иванович.

      Олег отошёл от окна.

      – В какой-то момент показалось, что там, – начал он и сам себя перебил. – Но нет, просто впотьмах черты лица померещились…

      – Чьи?

      – Нет, говорю же, просто поблазнилось…

      Голос его уже был не просто голосом встревоженного предчувствием человека – он предательски дрожал.

      – Погнал я, папа, – пожал он руку у локтя лежащему отцу. – К маме ещё только на секунду заскочу – отдам колготки для Аськи. – И вышел из отцовского кабинета.

      Митрофан Иванович больше не сомневался, что сын явно что-то знает о случившемся. Он с кряхтением встал, пошёл в спальню, где жена уже разобрала постель, и выдвинул верхний ящик своей прикроватной тумбочки – самого обычного советского мебельного полированного ширпотреба, который дико контрастировал с пышной резьбой помпезного супружеского ложа. В ящике было пусто.

      – Неужто ж это он?.. – не заметив этого, в точности повторил он возглас своего сына у окна. – Но с какой стати?!

      ■ ■ ■

      – Простите, вы, как я понимаю, следователь? – обратился Лев Ильич к мужчине в короткой дублёнке, который смотрел, как носилки с Валериком закатывают в санитарную машину. – Видите ли, я знаю этого человека.

      – Я тоже его знаю, представьте себе, – не слишком дружелюбно ответил следователь.

      – Ну да, понимаю.., – стушевался Лев Ильич. – Но я не просто его знаю – мы приятельствовали. Больше того, я ждал его сейчас у себя дома.

      – Вот как? – оживился следователь. – И с какой целью?

      – Хотел угостить шурпой.

      – Чего-чего? – чуть не поперхнулся следователь. – А, ну да… И что же – ждали бы себе и дальше? Или обозлились, что подполковник Игнатьев Валерий Петрович не торопится вкусить ваших экзотических яств, вышли навстречу и в сердцах бедолагу прирезали? Тогда понимаю вас очень – сам ждать терпеть ненавижу.