вечный атрибут.
Так хороши при снеге
Недомолвки
И хруст его,
Когда тепло обут.
И мысль бежит —
Наверх по снежным
Струям,
Туда, где сводятся вселенские концы.
Седлайте резвых —
Лучшую им сбрую! —
И мчитесь к ней,
Любви моей гонцы.
* * *
У скифских глаз на паперти стою,
В рванине, нищий, сирый и убогий,
От ужаса мои трясутся ноги:
А ну как здесь таким не подают?!
И вот – они!
Сквозь бахрому ресниц,
Как детище всех Скифий и Татарий,
Зрачок её, невыносимо карий,
В меня глядит и повергает ниц.
Она кричит, не размыкая уст,
Она зовёт,
И это мне не снится.
И хочется мне с нею ростом слиться,
Но где же ты, безжалостный Прокруст?!
Но и таким я всё равно сольюсь
И получу не милостыню —
Милость!
Как сердце вдруг провидчески забилось!
Как явен стал наш двойственный союз!
Встаю, встаю!
Во прахе грязи нет.
У скифских глаз чиста, как дева, паперть.
Теперь она
Уже нам стала скатерть,
Где даст любовь
Торжественный обед.
И будет пир!
И будет в том пиру
Раздольное и вечное похмелье…
Склоняясь над разобранной постелью,
Я всё до крошки счастье соберу.
«Да, люблю тебя я…»
Да, люблю тебя я,
Но ты избрана богом.
Он отметил тебя
И послал тебя мне: полюби.
И на ложе Земли
Неказистом,
скрипучем,
убогом
Ангел каждую ночь
Нам с тобою отныне трубит.
Но Земля велика.
Быть на ней и быть рядом
И лежать, дорогую головку прижав,
Мне с тобой не дано,
Мне и «аська» -стервоза – отрада,
Где любовь,
Как закуска на пьянке —
С ножа.
Не ропщу,
А приемлю смиренно
Свой удел,
Только зависть за горло берёт
К тем, кто вышел
В исподнем своём на арену
И кого зверь
В мгновение ока сожрёт.
Не нужны мне
Ни сеть,
ни праща,
ни трезубец,
Лишь рукою от воли творца
Заслонюсь.
Душегуб,
Чародей,
Прозорливец,
Безумец,
Я страшусь тебя, отче,
Но я не боюсь!
Я скажу тебе всё:
Ты злопамятен, отче!
Милосердье твоё —
Да не дальше церковных ворот.
За распятье своё
Ты распнёшь, кого хочешь.
Мы спасаем тебя,
А – не наоборот!
На абсцисс,
Где на тридцать моложе,
И балтийско-камчатской оси ординат,
На кресте