в штатское и заявился на рынок. Там только о ваших художествах и говорили. Потолкался среди покупателей и продавцов, выяснил, что вас, так сказать, арестовали местные власти.
Местный аналог полицейского участка Валера нашел без особых затруднений. Он, соблюдая осторожность, поговорил с Данилой Серединным. Тот объяснил майору, почему так необходимо найти Евстафия. Искать инока тоже долго не пришлось: первые встреченные на улице священнослужители, узнав, кого он разыскивает, показали дорогу в монастырь. Инок удивился, увидев спецназовца, но, когда узнал, для чего понадобился, мешкать не стал и отправился нам на выручку. По дороге майор поведал ему о поручении князя. Евстафий выразил готовность отправиться с нами в псковщину.
Всю дорогу я молчал, одновременно слушая Валеру и размышляя над последними словами старшины. Не зря, значит, мне этот толмач с ярмарки показался подозрительным. Почему его так заинтересовали наши персоны, что он даже выяснил, где мы находимся, и попытался выведать у Данилы о нас сведения? Тонкий ценитель оружия? Слов нет, наши клинки заслуживали внимания. Но… Нет, странно все это. Что-то тут не так.
Временное жилье, снятое с помощью кабатчика, находилось неподалеку. Когда мы друг за другом переступили порог горницы, Милёна, сидевшая на скамье у окошка, встала. Жан шагнул к ней. Майор подмигнул нам с иноком и мы, чтобы не мешать, оставили влюбленную пару.
Дом оказался достаточно просторным и состоял из трех комнат, не считая кладовой. Но самое главное, что во дворе была баня, или, как здесь их называют, мыльня!
По своему рангу мы оказались зажиточными постояльцами, и нам полагался обслуживающий персонал в виде личного холопа. Им оказался расторопный вихрастый паренек по имени Мишаня. Он на удивление быстро сварганил для нас баньку. Не прошло и двух часов, как можно было уже пойти попариться.
После помывки я надел на себя обновки с ярмарки и пожалел, что нет зеркала, чтобы разглядеть себя в новом наряде. Мы расселись у стола – я, Евстафий и Валера. Мишаня принес нам блюдо жаренного мяса, огурцов и помидоров. Но в первую очередь я налег на холодный квас. Майор внимательно посмотрел мне в глаза.
– Давай, Край, выкладывай, что там тебе старшина перед прощанием сказал? Я же видел, что ты всю дорогу до дома о чем-то размышлял.
Я сделал строгое лицо, намекая Грому на присутствие Евстафия. При иноке о некоторых вещах говорить было нельзя, тем более, о моих подозрениях, касающихся толмача-иноземца.
– Тебе показалось, Валера. – Я обратился к иноку, – Евстафий, друг мой, как же я рад тебя видеть! Ну как поживаешь? Агришку пристроил?
Аскетическое лицо монаха подобрело.
– Ужо пристроил… Хороших, добрых людей изыскал – семья мастерового, что храмы окрест Новгорода ставит по селам. Четверо у них, своих детишков-то. Ну решили, что где четверо, там и пятый сгодится.
– Добро, добро… «Слово» еще не начал записывать?
– Про него я поведал игумену Кириллу. Отче изумился, обрадовался… Придал мне двух писцов – из тех, кто моложе, чтобы я изрёк им изустно