тотальный контроль и полное подчинение рабов своему господину.
Обед ровно тридцать минут. Перекур раз в три часа. Выйти в туалет – не чаще одного раза в два часа. Опоздание на пять минут – штраф. Домой ровно в десять вечера и ни минутой раньше, иначе отправишься на доработку и лишишься премиальных. При этом все записывалось, отмечалось и считывалось датчиками с пропусков. Ну и камеры были развешены далеко не для красоты.
Однако даже с такими требованиями сроки все равно горели, необходимый объем выработок не попадал под норму присылавшихся отчетов и вообще, все у него были лодыри, идиоты и бестолковые отморозки. Один лишь директор, святой человек и великий добродетель, ломал голову и никак не мог понять, что ему делать и как еще подхлестнуть лентяев.
На самом деле жуткие условия, ничего не скажешь. Но все они, заведомо глупые и нелепые, сглаживались главным фактором – внушительной заработной платой. Выплачиваемые суммы были куда больше, чем на любом другом заводе в Бондсе, потому-то все и соглашались на условия рабства. Именно поэтому, собственно, и Алекс устроился туда.
Только вот Хантера не устраивали завышенные требования. Дней пять он, скрипя зубами, еще сдерживался и пытался жить по введенным правилам, но после прошедших выходных, которые выпали из памяти от колличества выпитого, конкретно психанул и начал работать по собственной схеме: когда захотел, тогда и поработал; захотел – пошел курить и плевал на всех. Все просто. Только вот такая схема не устраивала уже директора-тире-главзаведующего-тире-еще-кого-то-там. Да и других работников тоже.
Еще раньше того, как сердитая “луковица” просмотрела камеры наблюдения, начальнику донесли на Алекса недовольные коллеги, не пожелавшие любоваться тем, как другие бездельничают. Хантер об этом быстренько прознал и остался недоволен отсутствием взаимопонимания среди коллектива. Тут-то и начались разборки.
Сначала по ушам получили чрезмерно “говорливые крысеныши”, а там под горячую руку попал и сам директор-тире-бухгалтер, примчавшийся напомнить о своей беспрецедентной власти, сдерживающейся в пределах, правда, только этого одинокого кирпичного сооружения и определенных часов, что, несомненно, печалило по ночам бога кож-зам-фабрики. Сердитая “луковица” высказала Алексу свое фи, на что и схлопотала по проплешине. Чрезмерная вспыльчивость всегда душила попытки Хантера начать нормальную жизнь. Как бы то ни было, с уже бывшей работы он вышел довольным и гордым собой.
Еще одной не самой хорошей его чертой была любовь к выпивке и развлечениям. Снова-таки, Алекс не был пьяницей, но выходные, проведенные в компании, заканчивались самым невообразимым образом. Хорошо, если он всего лишь проснется с незнакомой девушкой, которую в упор и не вспомнит потом. Печальней, если очухается на лавочке на другом конце города с пустыми карманами, как было несколько месяцев назад.
Да, Бондс был таким – легкомысленным, непостоянным и шальным. В других подлокациях о соседе давно уже сформировалось нелестное мнение. Впрочем,