ями, вращали щетки на тротуарах и по обочинам асфальтовых дорог. Но это было в моем Владимире. Не имперском, а обычном. Попасть в который мне теперь было совершенно нереально.
Свыкнуться с мыслью о том, что я – попаданец, мне успешно помогала новая реальность. Где-то отличия были критичными настолько, что я до сих пор не мог привыкнуть. Например, то же самое обилие дворников. Страдающих от снега из-за брусчатки на тротуарах – снег требовалось вычищать очень даже тщательно.
Но если неподалеку от Императорского дворца работа кипела – и даже между булыжниками не оставалось снега, то ближе к окраинам старались убрать снег хотя бы с поверхности.
Для вывоза использовали извозчиков – зимой открытые экипажи не пользовались популярностью в столице, поэтому лошадей перепрягали в телеги и неспешно вывозили первые кубометры снега.
Декабрь я встречал в арендованных комнатах – выкупить место, где я жил уже несколько недель, мне не позволяла хозяйка.
– Весной я планирую вернуться сюда насовсем! – заявила она мне по телефону, сохраняя, впрочем, вежливый тон. – А потому прошу меня простить, что не могу удовлетворить ваши желания.
Не в моих правилах было доказывать собеседникам, что я куда ближе к семье императора, чем они подозревают. Анна-Мария лишь в будущем году планировала вернуться в Университет, когда его полностью восстановят. И потому большую часть времени проводила со мной в этих апартаментах.
И мы вместе наслаждались зимой. Я считал это своего рода наградой за то, что происходило в нашей жизни до этого.
После решения относительно Подбельского и брата императора, Сергея Николаевича, в столице стало тихо. Настолько тихо, что даже немного скучно, а потому зима стала своего рода заменой привычной атмосфере яркой осени.
К счастью, снег на улице не сказался на температуре. Чуть ниже нуля – и все жители столицы переоделись в пальто. Все, без исключения. Никаких курток с перепутанными буквами бренда, необъятных пуховиков или кислотных цветов.
Стильно, но неброско. Аккуратно – по большей части даже верхняя одежда была подогнана по фигуре. И это касалось как мужчин, так и женщин.
Это успокаивало, позволяло быстро влиться в толпу, если только что вышел из дома. Не мешало здороваться – никто не тратил время на рассматривание друг друга, потому что в одежде ничего не притягивало взгляд настолько, чтобы пауза перед приветствием затянулась на непристойно большой промежуток времени.
От того, что случившееся в Университете почти не освещалось в газетах, а удостоилось минимальных по объему информации заметок, стрельба в столице и военная техника на улицах быстро забылись.
Свидетелей было немного, а случайные жертвы и вовсе отсутствовали, поэтому уже через пару недель после того, как были схвачены зачинщики, все слухи о событии так и остались слухами. А еще через неделю те же люди, кто распространял эти слухи, и сами поверили в то, что ничего особенного не было.
Только здание Университета служило напоминанием. Но только для горожан. Для меня с Аней таких напоминаний было предостаточно.
С ее стороны – это предательство дяди, Сергея Николаевича, который решил свергнуть брата с трона и занять его место. Впрочем, подробно всю программу мятежников до сих не знал никто. Проблемой занимался комитет, назначенный Алексеем Николаевичем. Старались не напоминать девушке лишний раз о семейных проблемах.
С моей стороны напоминаний было куда больше. Многие из людей, с которыми я познакомился и завел дружбу, погибли от рук зачинщиков и связанных с ними людей. Дитер фон Кляйстер. Павел – одни из наиболее мне близких, кого целенаправленно уничтожили, чтобы заставить меня отступиться.
Но снег заметал прошлое, стирая следы. Лишь в редких снах мне виделось прошлое – иногда далекое, а иногда уже после перемещения в Империю. Пару раз даже приснились родители. Быть может, если когда-нибудь починят машину, с помощью которой и происходило перемещение, я вернусь их навестить. Но судя по разрушениям, произойдет это нескоро.
Чаще всего зимние дни я проводил в помещении. Это были либо съемные апартаменты, либо Галерея, либо музей Искусств. Ане тоже требовалось выходить в люди, поэтому не реже двух раз в неделю мы выбирались в общество.
Непременно по вечерам пятницы собирались во дворце. Семья ужинала в сборе, кроме старшей сестры, которая была слишком занята, чтобы уделить время родителям. Присутствовал и младший брат Ани – Борис.
И за столом настолько далеко обходили тему политики, Университета, Третьего отделения и прочих, что однажды вечером три часа кряду все обсуждали новое полотно, которое вывесили в Галерее.
В зале, где мы сидели, пылал камин. Было тепло и уютно, а после плотного ужина клонило в сон. Но разговор быстро перешел в спор – так ли хороша картина, как ею восхищается Ким, который руководит Галереей. Да, была еще одна своеобразная галерея, которой заведовала бабуля Четти. Но то совсем другая история.
Семейные разговоры действовали успокаивающе на всех. До такой степени, что как-то раз маленький Борис не выдержал