молодой, утло хромая к машине. Он, похоже, даже не понял, что его старший говорил на жаргоне не о свадьбе, а о суде.
Открыв дверцу машины, седой бросил на нас равнодушный, а на молодого ироничный взгляд.
– В людях разбираться учись, – дал он совет молодому, сделав ударение на «я».
Когда они уехали, оставив на асфальте несколько капель крови, я посмотрел на Аглаю, потом на мобильный в ее руке и спросил, кивнув на телефон:
– Что это было?
– Звонок из прошлого, – улыбнулась она, красиво ткнув указательным пальцем в наган: – А это что было?
– Выстрел из прошлого, – ответно улыбнулся я.
В это время из подъезда вышла Настя, она широко улыбалась.
– Я знала, что всё хорошо закончится и вы победите, – заявила она.
– Дочь футоролога, – буркнула Аглая, вернувшись из прошлого в настоящую маму.
Старый дом из красного кирпича, похоже, на какое-то время забыл о своем прошлом. Он тоже любил короткие мгновения простого человеческого счастья.
Николай Петрович вызвал нас в больницу через несколько дней, когда мы тонули в судебных тяжбах. Он был очень расстроен и подавлен. С огромным трудом провел нас к себе в ординаторскую через антиковидные заслоны.
– Вам надо с ней повидаться. Она в реанимации.
– Что, совсем плохо? – спросил я, хотя знал ответ.
Николай Петрович какое-то время собирался с мыслями и, видимо, чтобы они лучше собирались, расстегнул пару верхних пуговиц своей больничной униформы на груди.
– Всё это время вы были для Насти плацебо. Понимаете? И не только она, я поверил, что это сработает. Ведь анализы стали кратно лучше. Но…
– Совсем плохо? – всё же с надеждой в голосе спросила Аглая.
– На данный момент – очень… – глухо выдохнул доктор.
– Это она стала для нас плацебо, – сказал я.
– Я проведу вас к ней, может, снова сработает. Она ждет… Василия Абдурахмановича я к ней провести не смог. Он не родственник. Сейчас все реанимации в соседнем корпусе на ковидных работают. А у нас, простите, простаивают. Пойдемте…
Настя лежала в палате одна. С трубочками в носу и системой для инфузий в изголовье. Бледная, правильнее сказать, бесцветная. Только огромные серые глаза живые и улыбающиеся.
– Ну наконец-то! – тихо обрадовалась девочка. – Я тут замаялась уже ждать. Мне нужно вам сказать…
Аглая взяла ее обмякшую ручонку себе в ладони, я погладил Настю по голове.
– Супер! Я так об этом мечтала! – Это была простая русская умирающая девочка, и мечты у нее были простыми, но дорогого стоили.
– Я вот что хотела вам сказать, – продолжила Настя, – вы повенчаетесь? Ну, чтобы вы были перед Отцом Небесным? Понимаете? Ну, чтобы мы там все встретились. Бабушка будет рада… Те мои родители не будут против. Вы не против? – Она смотрела на нас без всякой надежды на будущее, но с такой удивительной надеждой на вечность, что мы едва сдерживали слезы.
Впрочем, не очень-то они и сдерживались…
– Не