бал по случаю тезоименитства императора Александра Третьего. Конец августа успел подкрасить листву на деревьях ярко-жёлтыми брызгами осенних красок, но она едва замечала дорогу до города, сосредоточенно выпрямившись на сиденье новенькой крытой пролётки.
Арендованный зал Дворянского собрания полыхал огнями газовых ламп, в ярко освещённых окнах виднелись светлые платья дам и чёрные фраки кавалеров. То и дело подъезжали экипажи. Несколько барышень чинно восходили на крыльцо в сопровождении дородной матери в атласном платье и жемчугах. Два купца, один из них показался Марфе знакомым, троекратно целовались при встрече.
В экипаже Марфа перекрестилась и дала себе слово стерпеть любую обиду – Господь не оставит. Она была скромно одета в шёлковое платье палевого цвета с бриллиантовой брошью у плеча и лёгкую газовую шаль, затканную золотистыми нитями в тон платью. Белые перчатки по локоть скрывали натруженные пальцы, потому что Марфа не берегла руки, как изнеженные барышни, а и лошадь могла сама запрячь или обед состряпать, если кухарка занедужит. Она оглянулась на Коломыйкина. Они с женой ехали в соседнем экипаже.
– Марфа Афиногеновна, ты уверена? – спросил он поднятием бровей, когда экипажи поравнялись.
В ответ она кивнула головой:
– Да. Уверена.
Марфа крепко стиснула в кулаке веер из слоновой кости, так что едва не сломала резные пластины, опомнилась и медленно вошла в переполненный зал.
– Госпожа Марфа Афиногеновна Беловодова! – громко провозгласил распорядитель, и глаза присутствующих уставились прямо на неё. В оглушительной тишине взвизгнула и замолкла одинокая скрипка. Марфа стояла недвижимо, позволяя всем рассмотреть своё лицо, иссеченное глубоким шрамом. Минуты безмолвия окатывали тело то жаром, то холодом, но она твёрдо смотрела перед собой, не дозволяя испугу взять верх. Перед взором в одну полосу сливались светлое, тёмное, руки, лица, гирлянда цветов на перилах хоров, разодетые девицы на выданье, купеческие сынки с прилизанными на пробор волосами.
– Господин Архип Иванович Коломыйкин с супругой! – выкрикнул за спиной распорядитель, и картинка в зале сменилась на другую, как в волшебном фонаре.
Архип Иванович встал по одну сторону Марфы, его жена Аграфена Никитична по другую, и этот маленький круг друзей защищал её от зла невидимой стеной добра и любви.
По обыкновению, бал открывался чинным медленным полонезом, и тут же нашлись желающие пригласить богатую наследницу на следующий танец.
– Я не умею танцевать, – без жеманства призналась Марфа добродушному толстолобому сыну купца Синепузова. – Батюшка не нанимал мне учителя. Не считал нужным.
– И похвально, Марфа Афиногеновна, – встрял в разговор сухонький юркий старичок в старомодном фраке с золотой цепочкой от часов в кармане жилета. На его лысом черепе торчали большие плоские уши с отвисшими мочками. – Афиноген Порфирьевич зазря ничего не делал. Каждый свой шажок просчитывал. Вот единственное чадушко и не учил всяким