у будки контролёра. Контролёр поднесла микрофон к губам:
– Молодые люди, не сидите на ступенях эскалатора. Помните, метро – источник повышенной опасности.
Группа ребят на противоположном эскалаторе дружно засмеялась. Олег стоял лицом к лицу с Инной, и её губы были в такой доступной близости, что он не смог удержаться.
– От тебя пахнет мёдом.
– Молодые люди, не целуйтесь на эскалаторе. Помните, метро – источник повышенной опасности! – грозно предостерёг их металлический голос, усиленный динамиками.
Олег изумлённо поднял брови:
– И это нельзя?
– Наверное, она никогда не целовалась, – шепнула ему на ухо Инна.
– Просто она уже старая, – сказал Олег, хотя прекрасно видел, что контролёр молодая и очень даже симпатичная.
Хихикая и обнимаясь, они подошли к платформе. Судя по табло, поезд ушёл две с половиной минуты назад, и ожидающих пассажиров набралось порядочно.
В этот день настроение у Людмилы Константиновны стремилось к нулевой отметке. Ночью соседи сверху сначала слушали музыку, а потом выясняли отношения. Под утро, когда удалось наконец забыться коротким сном, дворники под окнами стали громко стучать крышками баков от помойки. Потом заурчали машины жильцов (и кто только разрешает оставлять их во дворах?! Шины бы им всем проткнуть!). В довершение ко всему ровно в восемь позвонила дочка и ноющим голосом сообщила, что внучка Анжелка выдала температуру, а ей самой сегодня никак нельзя брать больничный.
– Мама, только до обеда! А в час дня я тебя отпущу! Обещаю! У нас на работе аврал, а если я не сдам вовремя отчёт, то начальник лишит премии. Мама, ну пожалуйста!
– Мужа своего бездельника припахай, – буркнула в трубку Людмила Константиновна и стала собираться на выезд.
Несмотря на температуру, Анжелкиной энергии с лихвой хватило, чтобы забросить на шкаф футляр с бабушкиными очками. Охая и ругаясь, Людмила Константиновна взгромоздилась на стремянку, потянулась к верхнему краю шкафа, одновременно поняв, что спину узлом скрутил приступ радикулита. Только этого ещё не хватало!
Трясущимися пальцами Людмила Константиновна выколупала из блистерной упаковки пару таблеток обезболивающего, заранее зная, что от них не будет никакого толку.
Домой она ехала рассерженная и скрюченная, как еловая коряга из гнилого болота. Какая-то женщина в метро задела её сумкой на колёсиках и даже не извинилась. Мальчишки-школьники гоготали, словно стая гусей, и подпихивали друг друга локтями. Парочка влюблённых стояла поперёк дороги и держалась за руки. Они не расцепились, когда Людмила Константиновна пошла прямо на них. Оба высокие, красивые, хорошо одетые…
Последнее обстоятельство почему-то окончательно вывело Людмилу Константиновну из себя. Ей стало до боли обидно за свою нищую юность лимитчицы, за жизнь от зарплаты до зарплаты, за голодные девяностые, когда её завод закрылся, а она рыдала на скамейке у