были не рады. Но в шутку эту границу все местные называли «Поребрик». Так тут звался обычный бетонный бордюр.
«Давно ли из-за Поребрика?».
«Караван из-за Поребрика привезёт бенз и дизель».
«Посмотри на его рожу, он точно за Поребриком живёт…».
«Завтра идём в рейд за Поребрик, оборвышей гонять».
Оборвышами называли тех, кто жил по ту сторону водной преграды. То есть всех остальных. Расстояние значения не имело, поскольку других настоящих русских городов, по мнению островитян, больше не существовало. Но в его присутствии Анжела это слово не произносила. Наверное, не хотела обижать. Хотя ему было по фигу.
– А не пора переходить к более близким отношениям? – произнёс Молчун, закрывая форточку, чтобы не дуло.
Он подсел к девушке поближе, но она не пустила его под плед, капризно отодвинувшись. Плед был в крупную красную клетку. Томик японского автора со смешным именем Харуки, который он ей подарил, лежал рядом на красивом столике с гнутыми ножками. Он до сих пор помнил, как добыл эту книжицу из магазина «Читальная страна». Была запаяна в пленку, поэтому не истлела. И выглядит, будто недавно отпечатали.
– А тебе мало того, что ты получаешь? – улыбнулась она.
– Всегда хочется большего. Никто всё равно не поверит, что мы ни разу…
– Не целовались? – переспросила его подруга с усмешкой. На ней под пледом было что-то очень легкое. Может, короткая ночная рубашка из шёлка, а может, необычное бельё, которое тоже он подарил, найдя сносное в одном контейнере на Петроградской стороне. Он мало что покупал или менял на рынке. Больше находил. У работы сталкера свои плюсы.
– Да нет, – махнул он рукой. Целовались-то они достаточно. И не только. – Ты понимаешь, о чём я. Знакомы давно вроде бы. Общаемся, проводим время…
– И ты думаешь, что уже пора… а? – она его слегка дразнила, издевалась. Над его неловкостью, которая то ли проистекала из неопытности, то ли была врождённой.
– Да блин, я этого не говорил. Может, и пора. Но никто на тебя не давит. Ты же свободная. Не рабыня.
Когда он впервые увидел на доске объявление «Продаются рабы! Недорого», то прочитал неправильно – «Продаётся рыба». Настолько его это шокировало. Рыбу на той же площади действительно продавали, но в этот раз речь шла о людях… И он видел этих людей. На них не было ни цепей, ни клейма, но трудно было не заметить, кто они такие.
Рабов в городе имелось немного и, конечно, экономика не на них держалась – в основном они выполняли грязную и унизительную работу. Убирали нечистоты, рыли могилы и хоронили покойников, солили рыбу из самого плохого сырья. Женщины – торговали своим телом, не имея возможности даже оставить себе полученное за это, кроме синяков. Мужчины – работали на скотобойне и в рыбных бараках. Про гладиаторские поединки он тоже слышал, хоть там вроде и не до смерти дрались, а только до отключки. Но это почти одно и то же – ведь нормальной медицинской помощи не было. Самому ему и в голову не пришло бы зарабатывать этим на