фактом, что Жанна, после тяжелейшего ранения, оказалась среди воюющих так невероятно скоро, что объяснить это можно было либо чудом, либо подменой… Но, поскольку, подлог уже имел место, чудом тут и не пахло. А вот второй девицей – вполне… И, если её, действительно, подменили во время боя, означать это могло только то, что масштабы подлога гигантские, и замешано в нём всё высшее военное командование! А коли так… коли подпорок у обмана столь много, надо только хорошенько присмотреться и выбить половчее ту, которая завалит всё сооружение. Или сплести из нескольких интриг хороший канат, одним концом которого опутать слабую «подпорку», а другой передать в руки третьего, более могущественного лица. Пускай дёрнет со стороны, чтобы даже обломками не зацепило! Ради этого Ла Тремуй отправил де Вийо к Кошону, чтобы тот помог конюшему предстать перед герцогом Бургундии. И, отправляя, даже не подумал скрыть свои резоны от посыльного – единственного теперь человека при дворе, с кем он мог говорить о Деве открыто, всё, что думает…
Естественно, де Вийо надеялся, что и Филипп проявит к истории такой же откровенный интерес, и даже – чем чёрт ни шутит – очень рассчитывал напроситься на службу и к нему. Иметь про запас нескольких господ ещё никому не вредило, особенно в смутные времена. Поэтому он тщательнейшим образом продумал свою речь, полагая поразить Филиппа не столько умением подслушать важный разговор, сколько сообразительностью, расторопностью и способностью делать выводы. И был теперь весьма обескуражен тем, что герцога, похоже, более всего интересовали вещи, на взгляд де Вийо, не самые важные. В том числе, причины ссылки в Шинон.
В эйфории от удачи у Ла Тремуя, конюший, не подумав, рассказал истинную историю своей опалы и теперь об этом пожалел. Надо было придумать что-то более увесистое, что-то порочащее герцогиню и выставляющее её неправедной, мстительной фурией, а не выбалтывать правду, которая у герцога с благородной кровью, ничего, кроме презрения не вызывает.
Вот и сейчас Филипп посмотрел так, будто по залу пробежала крыса. Но улыбнулся, тем не менее.
– Передайте господину Ла Тремую, что я оценил подарок по достоинству. Особенно, ту занятную историю о подложной семье девицы, которую вы рассказали. Передайте ему, пусть держит меня в курсе – сведения, действительно… неординарные. Но добавьте, пусть не спешит с разоблачениями во времена побед – любой протест в такое время особенно раздражает.
– Это всё, ваша светлость?
– А что ещё? – Филипп слегка пожал плечами. – По моему, достаточно.
С этими словами он ещё раз окинул взглядом кинжал, к которому даже не притронулся. Потом кликнул слугу, велел ему унести подарок в оружейную, и всё. Аудиенция для де Вийо была закончена.
Свою досаду конюший скрыл в глубоком поклоне, косо глянул на епископа, но, поскольку Кошон хранил безучастное молчание, посланнику Ла Тремуя ничего другого не оставалось, кроме как выйти вон.
* * *
Трудно сказать, насколько был бы обрадован обескураженный де Вийо, сумей он увидеть, как переменилось лицо герцога