чтобы снова наполнить ее, а посланник из Эддиса угрожал сгубить этот урожай. Вначале, конечно, он предложил выкуп – знал, что она не согласится. Потом несколько раз вежливо оскорбил ее, а затем заявил, что шлюзы на плотине Гамиатеса закрыты и останутся таковыми, пока эддисский вор не вернется домой. Воды из водохранилища вливались в реку Арактус, а оттуда расходились по множеству оросительных каналов, питавших самые плодородные земли ее страны. Без воды урожай высохнет под жарким летним солнцем.
Она послала за вором. Эвгенидес, представ перед ней, подслеповато моргал, словно ночной зверек, вытащенный из норы на дневной свет. Сквозь волосы проглядывал черно-желто-зеленый синяк на лбу. Рассеченная кожа над бровями покрылась коростой, но на лице осталась засохшая кровь, а черные круги под глазами были темнее синяка. Грязь на его рваном платье еще не засохла.
– Посланник твоей королевы предложил выкуп за тебя, вор, но я отказала.
Эвгенидес не удивился.
– Если я тебя отпущу, ты будешь снова и снова тайком проникать ко мне во дворец и оставлять записки возле обеденных тарелок. Я сказала посланнику твоей королевы, что не приму за тебя никакой выкуп, как бы он ни был велик, и знаешь, что он ответил?
Эвгенидес не знал.
– Сказал, что воды Арактуса перестанут течь, пока твоя королева не получит тебя обратно. Она закрыла шлюзы на плотине в горах, и все мои посевы на берегах Сеперкии будут сохнуть на корню, пока я не отправлю тебя домой. Что ты об этом думаешь?
Эвгенидес считал, что это очень хороший план, только он не сработает.
Королева потеряла лицо перед Эвгенидесом, и об этом знал весь ее двор. Более того, вряд ли она сумеет договориться о выкупе, от которого уже отказалась. И хоть Эвгенидес не причинил ей никакого вреда, разве что украл какие-то давно забытые безделушки, она наверняка считает, что он представляет для нее не меньшую опасность, чем для Сауниса. В размышлениях Аттолия легонько водила пальцем по губам.
Аттолия видела текст записки, которую Эддис год назад послала Саунису, предупреждая, что никакие замки на окнах и дверях дворца не спасут короля, если она снова пошлет за ним своего вора. И Саунис тотчас же прекратил все свои козни против королевы Эддис.
Аттолия подозревала, что треть, если не больше, ее баронов время от времени получает деньги от Сауниса на оплату своих мятежей. Как хотелось бы использовать против короля такой инструмент, как Эвгенидес! Но обычай иметь королевских воров существовал только в Эддисе. Аттолия с горечью призналась самой себе, что, будь у нее в стране аттолийский вор, от него было бы больше угрозы, чем помощи.
Она понимала, что стены ее дворца столь же беззащитны перед Эвгенидесом, как и мегарон Сауниса, и сомневалась, что, если сейчас дать ему уйти, она сумеет поймать его во второй раз. Отпускать его нельзя, об этом не может быть и речи. Она слышала, что он резко настроен против убийства, но, подобно Саунису, не верила,