между ними?
– Чтобы ты могла, – продолжил негромкий мужской голос, – на контрасте оценить то, что тебе приятнее. Бегать, стрелять, выносить боль или…
Слово «или» повисло в воздухе. Мне хотелось его сдернуть, чтобы не болталось, обрубленное.
– Или быть нормальной девочкой?
Хватило бокового зрения, чтобы уловить улыбку.
– Точно.
Кажется, мужчина сбоку наслаждался всем. Своей непоколебимостью, превосходством, уверенностью в собственной правоте. Я все же хмыкнула.
– Я пробовала ей быть. И мне не понравилось.
– Значит, рядом с тобой не было правильного мужчины.
Странно, но эта фраза уколола меня там, где не должна была. Достала невидимым шипом до чувствительной части, заставила вспомнить чувство одиночества. Прилипшее ко мне намертво, за исключением тех коротких периодов, когда я считала себя влюбленной.
Внутри разливалась привычная желчь. «Сколько вас было таких, желающих, чтобы я была хорошей нормальной девочкой… И я была. Только ни один не оценил».
– Значит, хочешь научить меня покорности?
Нет ответа.
– Для правильного мужчины? – продолжила я. – Это, например, для Лардена?
Я знала, что упоминание фамилии текущего майора негативно отразится на настроении Арида. Так и случилось. Помноженное на два. Улыбка исчезла; меня проморозило от того, какой теперь ощущалась аура лежащего рядом человека. Конечно, они были не просто конкурентами за одну должность – они, похоже, были давними непримиримыми врагами. И пнуть Арида по яйцам у меня получилось хотя бы словесно.
«Хоть так».
Правда, следующей фразой он «пнул» меня тоже. Спросил холодно и жестко.
– Хочешь, чтобы я надавил?
Надавил на нож. Я не знала, надавит он или нет, – он мог, наверное. Он стрелял без раздумий, он был себе на уме, он желал мстить. И фамилия была упомянута мной неверно и несвоевременно.
– Да?
– Нет, – выдохнула я обреченно.
– Не слышу!
– Нет, …командир.
И я закрыла глаза. С ним шутки плохи, он, этот человек в зеленом бадлоне и с армейским жетоном, их не понимает.
– Командир, – пронеслось эхом. И насмешка вернулась в чужой голос: – А ты лиса…
Я знала, что намеренно погладила этим словом его самолюбие – то был единственный шанс выбить смягчение, то было немое прошение пощадить.
Теперь Арид молчал. И молчал долго. Я продолжала лежать с закрытыми глазами, чувствуя прижатое к шее лезвие, слушая кроны. Давно прошли две минуты, давно успокоился мой бешеный после боя пульс; мою ладонь щекотал лапками муравей. Я не дергалась, не трясла рукой, чтобы не провоцировать неверный ход событий.
– Ну так что, – спросили меня наконец, – мы едем на полигон? Или еще… «пообщаемся»?
– Едем.
Мое горло отпустил армейский нож.
Пара километров пути куда-то в лес, и еще одна поляна. Мишени вдалеке, обширный, хорошо просматривающийся с этой точки кусок неба, простор. Хорошо, что ветер нагнал