висели ее картины без рам в хаотичном порядке, у окна стояли несколько мольбертов, комод забит масляными и акриловыми красками, кистями, мастихинами и губками. Ее холсты похожи на произведения искусства в стиле арте повера, но на деле это была обыкновенная мазня. Ярослава начала писать картины сразу после январьякой трагедии 2014 года, выплескивая все свои эмоции и чувства путем смешивания красок и хаотичных мазков на холсте под классическую музыку. Она пережила страшную аварию и потеряла зрение, после чего жила одной мыслью – ее жизнь разрушена и не имеет более никакого смысла.
Ярослава всегда говорила, что это счастье ее родных, ведь она никогда не увидит их постаревшими или располневшими, без идеального макияжа или прически. Они всегда для нее остались молодыми и вечными. А все остальное неподвластно. Книги приходится слушать, конфликтуя с дурным голосом и интонацией чтеца; список театров сократился до тех, где есть живая музыка; погоду приходится различать по ощущениям и шуму из окружающей среды; мириться с нарядами и верить на слово, какого цвета костюм и насколько он хорошо сидит. Ярослава с большим трудом рассталась с работой – школьный учитель по черчению.
Жизнь преподает людям слишком много неудач и сложных выборов, и не каждый имеет силу духа справиться со всем и достойно продолжить свое существование. Найти смысл в чем-то новом или давно забытом, не опускать руки, а наслаждаться каждым днем.
До аварии Ярослава жила в доме своего старшего брата – Филиппа, – который всегда помогал сестре и защищал, несмотря на обстоятельства. Он был сложным и неоднозначным человеком, со своими особенными взглядами на жизнь, с которыми, увы, не все уживались, но роль старшего брата он выполнял отменно. Одна из его неоднозначных и набивших оскомину теорий: Семья – это святое. Он буквально существовал ради этой фразы, что стала его манифестом. Его всепоглощающее желание объединить семью, собрать под одной крышей и внушить всем ее членам, что они есть самое главное друг у друга, что честь семьи зависит от них, что никто не имеет право это нарушить, осквернить ее, упасть в грязь лицом, предать и попросту опозорить такую великую фамилию, как Шлоссеры. Филиппу было искренне все равно на личные интересы своих родных и близких людей, его интересовали лишь собственные, которые крутились около того кокона, который он тщательно создавал. Некую видимую оболочку целомудренности, спокойствия и достойности семейства Шлоссеров.
Из грязи в князи – это не про Филиппа. Он боготворил то, что их род восходит к Шаумбургу-Липпскому, однако упорно забывал, что женщина, родившая от летчика Шаумбурга-Липпского, была не его женой, а случайной девкой, которая после смерти любовника с легкостью присвоила его фамилию и забрала семейную реликвию, которую тот не успел отвезти в родной дом, чтобы передать брату, который к этому времени уже женился. К слову о сокровище, которое так и продолжало передаваться из рук в руки, это тоже был один из пунктов гордости Филиппа – ожерелье от самого Стефана Франца Австрийского для первой возлюбленной, брак с которой так и