что написано на бумаге – за обрывками правды там часто скрывается ложь. То, что написано в учебниках, не всегда точно. Ведь именно оттенки и детали придают событиям масштаб и реалистичность. То были смутные времена, которые тяжело вспоминать.
Оденься потеплее: на дворе раннее и холодное утро октября 1936 года. Война идет уже три месяца.
– Возьми только одеяла и пару буханок кукурузного хлеба, а остальное брось, – торопливо говорит мужчина жене. Видно, что он на взводе.
– Сейчас, – отвечает та, не глядя на него.
Она озирается, останавливает взгляд на груде одежды, которую прижимает к груди, откладывает ее, судорожно собирает одеяла и хлеб, как велел муж. Набивая огромную холщовую торбу, женщина громко, но спокойно говорит старшему сыну:
– Давид, надень на Антонио пальто, пора уходить.
Давиду двенадцать, глаза у него карие, в прожилках, точно сухие дубовые листья, он худой, но сложен ладно, в мальчике уже прорывается сильный и решительный характер. Он запихивает младшего Антонио в пальтишко, круглолицему малышу три с половиной, в нем все еще явственны младенческие черты, в зеленых с медовыми крапинками глазах читается абсолютная невинность. И страх – вот уже которую неделю.
Хана и Клара уже готовы. Они тепло одеты. Но там, наверху, никакая одежда не спасет, там ледяной ветер и сырость, там трудно дышать.
Кларе десять, она до того бледна, что выглядит почти болезненно. Глаза у нее прозрачно-серые, и когда она подолгу задерживает на чем-то взгляд, всем становится не по себе. Она очень миловидна, даже красива. Отец любит повторять, что Клара прямо фарфоровая куколка – такая же белая, хрупкая, нежная. Каштановые волосы у нее вьются, как и у Ханы, в остальном совершенно на нее не похожей – та очень живая, излучающая тепло.
Девочки терпеливо ждут, сидя на краешке большой кровати, которую делят с братьями. Кровать стоит напротив двери в родительскую спальню. Домик у них крохотный – две комнатушки, коридор-обрубок, ведущий в кухню, и пристройка-курятник, служащая также уборной. Дом стоит неподалеку от Астурийской цинковой фабрики, где работает Бенигно, вокруг растут высокие платаны, которые напоминают стражников, несущих караул.
– Боишься? – спрашивает Клара у младшей сестры.
– Не-а. С чего ты взяла? – отвечает Хана, уткнувшись взглядом в свои ботинки.
– Ты молчишь.
– Ты тоже.
– Но ведь это ты у нас болтушка, рта не закрываешь целыми днями. Я не боюсь. Ничуточки. Совсем-совсем.
– Правда? – Хана поднимает на сестру взгляд.
– Конечно. Ничего плохого не случится. Знаешь почему?
– Нет. Почему?
– Потому что мы все вместе. Самое важное – наша семья, чтобы мы были все вместе. А еще ты можешь не волноваться, потому что я о тебе позабочусь. Я же старшая. – Клара выпрямляется и вытягивает шею, чтобы казаться выше.
– Старший Давид. – Хана улыбается.
– Мальчишки ничего не понимают. Мне почти столько же, сколько ему. Я скоро стану женщиной. – Клара делает паузу. –