скрывающей очередное свое падение. Поднялся, заставляя себя думать о чем угодно другом, умышленно выбирая длинный маршрут. Опасения оказались ненапрасны. Хорошо изучив Маргариту, он с первого же взгляда понял: очередное ее обещание «не употреблять» в миллион первый раз сорвано. Его окатило волной дикого одиночества, сердце ускорило ритм, но он дал себе установку: «Держать все в себе, делать вид, что обман ей удался». Хотя в Маргарите Ивановне и происходила очевидная внутренняя борьба, скажи он ей об этом, она, не таясь, каким-то невероятным образом из известных ей одной закоулочков изощрится довести себя до худшего состояния, сделается грубой, агрессивной – в том состоянии ее хочется растоптать ногами, даже ударить, отвернуть в сторону бесстыжие, пустые глаза. И, слава богу, с годами он закалился: научился удерживать в себе первый порыв, а в следующий – хотелось от безысходности плакать. Случалось, и плакал, и катились слезы, а облегчения не наступало. Он смотрел на нее в эти минуты и не понимал, почему может любить ее, сохраняя в памяти лучшее, – она же забывает обо всем.
«Забытье придет когда-то неизбежно, оно, как всякое плохое, свалится на голову нежданно, так зачем ускорять, нарушать естественное течение искусственно?!» В эти часы Василий Никанорович, из опыта мужского сословия, ругал себя, жалея об отсутствии на стороне той самой отдушины. Наивно быть таким избирательным. Он принимал за основу союза мужчины и женщины в первую голову любовь!
Психологи твердят: «Нормально, когда происходит плавное угасание страсти, перерастая в существование иного качества, хорошо, если с уважением». Василий Никанорович не принимал и не желал себе подобного исхода, он считал его примитивным конгломератом общественно-политической установки. Такому при его жизни не бывать. Никогда! В его основе заложилась вечная жизнь, вечная молодость души. Грела душу летучая фраза: «Любви все возрасты покорны». Остальные толкования – не что иное, как напоминание о грядущей неизбежности: глубокой яме, полному мраку – твоему концу.
Глава 17
– Владимир Борисович, просыпай-те-сь, Влади-мир, – доносился невидимый из-за высокого травостоя женский голос.
Вовчик шел по бескрайнему лугу, пытаясь поймать в обзор, поднимаясь на цыпочки, зовущий его голос. По животу секли жесткие стебли травы, лицо щекотали огромные ромашки. А невидимый голос настойчиво звал: Влади-ими-ир. Вовчик с усилием разлепил тяжелые веки – в лицо ему улыбалась Лариса.
– Вот мы и проснулись, как ваше самочувствие?
– В первое мгновение мне захотелось назад – там яркое солнышко, там цветущий луг, – прошептал он.
Лариса его услышала.
– Доктор сделал все, чтобы вы увидели тот луг наяву. Операция прошла успешно, однако полежать некоторое время придется. Укольчик, пожалуйста. Осторожно, я сама, меньше двигайтесь.
Игла неслышно вошла в руку.
– Я просила Сергеевну пока не приходить. Через три денечка – пожалуйста.
– Что