успокоилась. – Понимаю: долг, Родина… Нет, – снова заводилась она, – я не справлюсь с чужими детьми!
Отец молчал. Сложил рубаху, теплые носки, все что были.
– Что ты молчишь?! Скажи, как быть?! – требовала она.
Настя утешала плачущую Шурку. Они сидели на печи. Наблюдали, как рушится их семья.
– Ну скажи хоть что-то! – мачеха схватила из узелка рубаху и хлестнула отца по спине. Он молчал. Забрал рубаху и сложил обратно. – Ну знаешь! – она раскраснелась от гнева. – Ну знаешь! Мне твои дети не нужны!
В этот же вечер мачеха ушла. Отца и еще нескольких деревенских мужиков забрали утром.
Настя и Шурка остались вдвоем. Дом опустел. В один день разрушился и без того непростой семейный уклад. Но вечерами их тоскливую хату согревали своим присутствием дедушка и Шура, которая со временем окончательно перебралась к нам.
С волнением рассказывала Настя, как по дороге ко мне думала и перебирала все эти мысли о жизненных переменах. Как не заметила, что далеко отъехала от деревни.
Овраг со всех сторон окружали деревья. Они смотрели свысока, расположившись по его краям. Дорога, как тихий ручей, то уходила вниз по спуску, то тянулась вверх в гору. Трава одела склоны в зеленую взлохмаченную шубу.
Вдруг лошади нервно фыркнули и заржали. Припустили вперед.
Позади них из-за высокой травы выглянула волчья морда. Грязно-серый хромой зверь семенил по склону к дороге.
Сердце Насти колотилось, ладони вспотели, – делилась она. Страшась, поглядывала на крадущегося за телегой хромого зверя.
Сестра видела – подъем в гору уже близко. Там ее спасение. Надеясь, что волк отстанет, она поторапливала лошадей.
То ли от страха ей казалось, что вечер ворвался в середину дня, а лес съел остатки дневного света. То ли на самом деле солнце спряталось за макушками деревьев. Тень как будто тянула за хвост лошадей и притормаживала телегу. Вроде бы вот ее спасительный подъем, совсем рядом, но в то же время он словно оставался вдалеке.
Я напряглась всем телом. Испугалась за сестру, хоть и понимала, что это уже произошло и с ней все в порядке. Мы едем домой. К Шуркам.
Мысли о доме и родных прогнали мой страх, а Настя тем временем продолжала.
Не оглядываясь, она преодолела подъем и пустила лошадей полным ходом. Только у деревни Расховец притормозила и осмелилась оглянуться.
А уже в больнице она встретила меня, и к сестре вернулись томления о том, как начать разговор.
После услышанной истории я молчала. Думала. Казалось, все это вымысел. Трудно осознать, принять как действительность. В груди оставалась глупая надежда, что сейчас отец и мачеха работают на огороде. Ждут нашего возвращения.
Настя оглядывалась на меня. Беспокойство отражалось в ее взгляде, подтверждая правдивость сказанного.
– Как ты? – наконец спросила она.
– Трудно ответить, – честно призналась я.
– Ну тогда поделись, как тебе было в больнице? Только честно!
Я рассказала, с какой теплотой