решился Рик.
– Пока, – еле проговорила Кейт. Она вспомнила про куртку и, сняв ее, отдала ему.
Рик развернулся и спустился по лестнице. Преодолев один пролет, он обернулся. Кейт до сих пор не закрыла дверь, только немного прикрыла ее, а сама смотрела на Рика. Их взгляды опять столкнулись, вызвав детские улыбки.
Рик вернулся домой. Счастливый от встречи с Кейт и расстроенный от их расставания, пусть и не такого долгого, он подумал зайти к Джеймсу. В его комнате все еще работал телевизор. Тем не менее, Рик передумал и последовал в свою комнату, где больше никого не было, кроме него самого.
«Кейт…»
Звонок в дверь.
«Кейт! Нет, не может быть…»
Рик быстро подошел к двери и открыл ее. Это была Кейт. Его Кейт.
Впервые он почувствовал настоящую страсть. Кейт не была его очередной девушкой на ночь, она была человеком, с которым Рик познал истинную красоту любви и блаженства. Мы познаем настоящее через фальшивое. Мы познаем радость через горечь.
Они занимались любовью. Рик, до этого не раз вступавший в половой контакт с девушками, понимал, что все, чего он до этого чувствовал – ничто. Да и чувствовал ли тогда по-настоящему?
Через три месяца Рик познакомил Кейт со своими родителями, а еще через месяц они поженились.
Глава 4
– Мистер Бишоп, утверждают, что вы были последним психологом, кого посещал Марк Галбрейт, известный художник. К сожаленью, он долгое время не проводил никаких своих выставок из-за нервного расстройства. Теперь же он взял себя в руки и поговаривают, что он вскоре откроет новую выставку, впервые за, если не ошибаюсь, семь лет. Скажите, действительно ли вы причастны к его выздоровлению?
– Марк Галбрейт? – начал Джеймс. – Да, я наслышан о его работах, так как сам интересуюсь современной живописью, и я, как человек, искренне желаю ему здоровья и еще долгих лет успешного творчества, но как психолог, я, безусловно, был бы очень рад, если бы моим клиентом являлся этот всемирно известный американский художник.
Джеймс смотрел на одного из экспертов, который задал ему вопрос о Марке Галбрейте. В другой обстановке такая попытка разузнать информацию о возможных клиентах, будь то известный художник, актер или простой человек была бы воспринята как нечто недопустимое в обществе. Частная жизнь священна и неприкосновенна, но это было телевидение, а тут многие общепризнанные нормы могли уйти на второй план, уступая место телевизионному антуражу. Эксперта, а был им некий Крис Мерфи, ответ Джеймса не удовлетворил. Он продолжал давить:
– Так да или нет, мистер Бишоп? Вы не ответили четко.
Джеймсу было необходимо сохранять спокойствие. Он не хотел раскрывать какую-либо информацию о своих клиентах. Сейчас все зависело от его умения держаться на публике. Достаточно было малейшего нервного движения его ноги, или одного мизинца на руке, и, как минимум, одна пара глаз из миллионов могла распознать правильный ответ.
– Вы меня слушали? – невозмутимо спросил Джеймс. – Я четко дал понять, что никакой Марк Галбрейт никогда не был моим клиентом. Однако, я был бы не против,