или обожжённое и выцветшее от жары, или грозовое, полное ожиданием дождя… Если вода – то Вода, застывшая, но стремительная. Оно неподвижно, то, что в кадре, но оно живёт, готово сорваться с места, стоит лишь отвернуться. Мне трудно объяснить…
– И не объясняй, туда-сюда без разбега, – обычная присказка Семёнова звучала неуверенно, словно ему было неудобно от поэтических образов Дмитрия Васильевича. – Тебе нравится – и отлично! Будет выставка – пригласи!
Теперь, услышав про выставку, Дмитрий Васильевич уже не улыбался, как полгода назад, понимающе и чуть заискивающе, оценив немудрёную шутку. Сейчас не только знакомые и соратники по домино, но и он сам понимал, что да, его работы, не просто удачные или не очень кадры, а именно работы вполне достойны выставки. Пусть не персональной, пусть в составе – но всё равно. Это радовало и пугало. Есть ремесло, которому Дмитрий Васильевич научился давным-давно. Но: пунктуальное следование схемам не делает тучи – клубящимися, а воду – живой. Это уже искусство, талант, божья искра. Хотя, и это он тоже ясно осознавал, хороший инструмент – часто больше чем полдела. Но тонок этот баланс, и Дмитрий Васильевич оставил сомнения и просто радовался каждому удачному кадру. Исследуя заодно открывшиеся богатые возможности.
Однажды вечером, когда мужики самозабвенно стучали костяшками домино, Дмитрий Васильевич сидел рядом, на скамеечке, лаская кольца объектива. Неожиданно палец его сорвался, и рычажок, служащий, по мнению Дмитрия Васильевича, для красоты, переключился. Под рукой щёлкнуло, и одно из декоративных же колец слегка сдвинулось.
– Рыба! – ноль-ноль с размаху впился в стол и Семёнов, приосанившись, потребовал: – Запечатлей-ка, Васильевич, туда-сюда без разбега, как я их!
Дмитрий Васильевич не заставил себя ждать, но, поглядев результат, огорченно скривился:
– Нехорошо получилось, Александр Викторович, что-то у меня тут…, – и стал прощаться.
– Так всегда, смазал миг победы, – Семёнов сделал грозное выражение лица. – Когда теперь такого дупеля дождешься… Эх! Мешай, Серёга!
Дома, запершись на ключ, Дмитрий Васильевич вывел на экранчик последний кадр. Нет, ему ничего не привиделось! На фотографии был Семёнов, но не за доминошным столом, а на диване, с незнакомой женщиной. Рукой он обнимал её за талию, в другой была рюмка. На собеседницу Александр смотрел жадно и решительно.
– Чёрт знает что, – сказал Дмитрий Васильевич, стирая снимок, и задумался. А подумать было о чём…
Для понимания потребовались пара дней и много, много снимков.
Модерновое здание одного из социальных фондов прошло на экране обратным ходом все стадии монтажа, образовался котлован, исчез и стал лопуховым, привычным пустырём.
Танк с крестом на броне жирно чадил, двое танкистов, пригибаясь, тащили третьего. Ноги его безвольно волочились по раскрошенной брусчатке.
Церковь,