подтолкнул в глубь комнаты.
– Ну, здравствуй, – ко мне подошла женщина невысокого роста, – Давай не стесняйся, а проходи, садись на диван или где тебе удобно. Сейчас будем пить чай с конфетами. Любишь конфеты?
Конечно, люблю, кто же не любит конфеты, и я утвердительно кивнула головой.
– Вот и отлично, – женщина сняла с меня шапку и помогла снять куртку.
Я выбрала себе место на диване, и, вжавшись в спинку дивана, стала рассматривать комнату.
Комната была большая, на два широких окна, с высокими потолками. По середине комнаты, аккурат между окон, стоял большой обеденный стол, покрытый белоснежной скатертью с причудливыми цветами и кистями по краю. На самом столе стоял большой расписной чайник и чайник поменьше, накрытый куклой-грелкой, вокруг чайников стояли чашки белого цвета с сиреневыми цветами и вазочки из стекла, в которых лежали печенье и конфеты в разноцветных фантиках. Особое место занимала большая тарелка, на которой лежали куски пирога с разной начинкой.
Вокруг стола стояли стулья, а вдоль стен справа и слева от стола стояли кожаные диваны. Кожа на диванах была черного цвета, и от этого комната казалась меньше. Но сами диваны были удобные и сидеть на них было большое удовольствие.
На том диване, что сидела я, больше никто не сидел, а на диване напротив разместились мужчины преклонного возраста. Все они были одеты празднично: костюм, рубашка, галстук. Отец устроился вместе с ними, и стал казаться мне совсем не моим отцом, а таким же солидным и красивым мужчиной, что и остальные.
Я продолжала рассматривать комнату. За моей спиной, точнее над диваном, на котором я сидела, висела огромная картина. На ней в черно-красных тонах был изображен пожар города. Люди на картине бежали, стараясь спасти собранные впопыхах пожитки, а агрессивный огонь догонял их и стремился поглотить вместе со строениями и деревьями.
Картина показалась мне мрачной и страшной, и я отвернулась от нее, решив, что лучше смотреть на компанию мужчин.
И в этот момент я увидела ее. Странно, что я сразу ее не заметила. Она смотрела на меня словно: «Ну, здравствуй», и мне хотелось ответить: «Здравствуйте».
И больше ничего в этом доме и в этой комнате меня не интересовало. Я смотрела на эту женщину, а она смотрела на меня. И в этом молчаливом диалоге было больше слов, чем в разговорах окружавших нас мужчин и женщин:
– Я долго искала тебя.
– Зачем?
– Мне очень хочется быть настоящей, но с тем, что есть во мне из моей ненастоящей жизни.
– Я не понимаю вас, но мне кажется, что вы – это я.
– Значит, я не ошиблась.
Я смотрела на картину, и «Неизвестная» словно спустилась со своего полотна, заполнив каждую клеточку моей сущности, и теперь мне казалось, что мы одно целое. И спина моя стала прямее, и взрослее взгляд, и легкость от свободы над всем, что окружает, и сила, что ограждает, словно накрывая куполом, и даже…
– Хорошо,