мной, —
Ты – все они, и я – всегда с тобой. (158)
Тебя не спрятать ни в какой тайник,
Тебя хранить могу лишь в сердце я,
Где для тебя открыт во всякий миг
И вход и выход – воля в том твоя (177)
Любовное желание мое —
Вот ржущий конь мой, ярый, как огонь (180)
Взметнись, любовь, и снова запылай! (185).
Встань и всмотрись в лицо любви моей (231).
Лишь ты даешь моей душе движенье (244).
Любовь – незыблемый маяк,
Его не сотрясают ураганы;
Любовь – звезда; ее неясен знак,
Но указует путь чрез океаны (248).
Но ухитрился факел свой божок
Зажечь опять – от глаз моей любимой,
И для проверки сердце мне обжег (285).
Согреться может от любви вода,
Любви ж не охладить ей никогда (286).
Любовь… ведь это дым, который порожден
Парами вздохов. Если не стесняет
Его стремления преграда, ярко он
Огнем в очах двух любящих пылает.
А запертой, он – море, и питают
То море слезы любящих.(…)
Пойду, но не другими заниматься, —
Ее, любви моей, сияньем любоваться!(…)
Любовь, – то штука нежная? Она
Груба, свирепа, зла, колюча как репейник. (…)
Будь тьма твоя хоть мутное болото,
Из этой, с позволения сказать,
Любовной тины потащим тебя мы,
Хоть по уши завяз ты… (…)
Чтоб щедрой быть и вновь тебе отдать;
Но я – чего желаю, тем владею!
Во мне – как море безгранична щедрость
И глубока любовь: чем больше я
Даю тебе, тем больше я имею…
Любовь и щедрость – обе без конца. (…)
Любовь к любви
Бежит, как мальчики из школы, и лениво,
Как в школу мальчики, плетется от любви. (…)
На голубях любовь на легких ездит… (…)
О! дай любовь мне силу, —
И сила та одна меня спасет!
Оноре де Бальзак
Уныние и печаль – самые красноречивые толкователи любви и передаются от одного страждущего к другому с невероятной быстротой. У страдальцев развито какое – то внутреннее зрение, они полно и верно читают мысли друг друга и одинаково воспринимают все впечатления (2; 139).
Любовь передается. Чувство кладет на все свою печать, оно летит через пространства. Письмо – это сама душа, эхо того, кто говорит, настолько точное, что люди тонкой души относят письма к самым ценным сокровищам души. Бессознательное чувство папаши Горио достигало высшей степени собачьей чуткости, и он почуял удивительную доброту, юношескую симпатию, сочувствие к нему, возникшие в душе студента (2; 376).
Взять хотя бы самое невежественное существо: стоит ему проявить подлинную, сильную любовь, оно сейчас же начинает излучать особый ток, который преображает его внешность, оживляет жесты, скрашивает голос (2; 390).
Ничего, – ответил он, вскидывая на нее глаза, в которых потух свет души и любовный пламень (4; 351).
Модеста так испугалась ясновидящего взгляда любви, что стала даже подражать старушечьей походке