сюда.
Сибиряк хотел спросить, не скучает ли она по дому, но понял, что и сам знает ответ.
На безопасном расстоянии от машины парили птицы. Они приближались, но сразу отлетали прочь. Здесь, в небе, была их стихия, это был их мир, в который железные нескладные чудовища явились непрошенными гостями.
Сердце Сибиряка бешено колотилось, в голове будто шумел ветер. Такой же, должно быть, бушевал и снаружи: кроны деревьев раскачивались. И, хотя облака в небе не двигались, над лесом началась буря. Тайга звала свое дитя; она глубоко вдохнула воздух и выдохнула его всем своим колючим существом: триллионами игл, тоннами коры и причудливым сплетением корней. Сибиряк услышал ее зов.
Антиграв поднялся еще выше. Он летел над бескрайними просторами, ни одного лесоповала вблизи, только вечный лес, сама природа, какой она была до нашествия человека.
Антиграв снижался. Сибиряк сидел с закрытыми глазами, ладони горели, тепло гуляло по его телу, снизу вверх, сверху вниз, возвращая ему силу. Силу видеть, а не просто смотреть. Силу слышать, а не просто слушать. Он вспоминал как пахнет лес – это были только лоскуты памяти из первых пятидесяти лет его жизни, но уже через пару минут он снова вдохнет родной запах, и ему будет с чем сравнить свои воспоминания. Мох и кора, прелая земля и зеленые полные жизни хвойные ветки. А смола… Как пахнет древесная смола!
Не успели они приземлиться, а Сибиряк уже соскочил на землю. Олег и Леда пошли было за ним, но Ай Пи преградила им путь. Что в ее нейронной сети подсказало ей такое странное решение? Как машина могла понять, что Сибиряку нужно остаться одному?
Тайга творила чудеса, она приказывала, распоряжалась на правах хозяйки, лес заведовал здесь всем, могущественный, бескрайний. И андроид остановила людей, желавших последовать за Сибиряком в чащу.
Сибиряк сделал несколько шагов и оглянулся на Ай Пи.
– Я найду тебя, где бы ты ни был, – успокоила его андроид.
Тогда Сибиряк побежал куда глаза глядят, по мхам и лишайникам. Молодняк расступался перед ним, сосны глядели на него и радовались. Ели, отливающие синим в утреннем свете, протягивали к нему мохнатые лапы. Кто еще водится здесь? Кто еще не погиб, вытравленный из привычной среды обитания глобальным потеплением, одурманенный до смерти сбредившим климатом? Кто еще остался в этом великом доме медведей, лисиц, песцов, волков, оленей? Кто из них спасся? Здесь не было людей, здесь их не было никогда, но длань людской жадности, корысти и глупости добралась и сюда. Норы стояли пустыми, в них больше никто не жил, гнезда в дуплах были черны и молчали. Земля была не тронута быстрыми заячьими лапками. Как мало осталось из всего того изобилия, что помнил Сибиряк, и как дорог стал каждый робкий след на земле, отпечаток подушечек на снегу, стук клюва по коре, или промелькнувший среди кустов взгляд желтых круглых глаз.
Черт бы побрал этот Новый мир, эту гигантскую стройку, затеянную человеком во имя самого себя! Человеком, не признающим, как он виноват перед родной планетой. Черт бы побрал экскаваторы, бензопилы, подъемные краны, грузовики и самосвалы!