писными извилистыми улочками. Туристы приезжали сюда из разных уголков страны, чтобы поглазеть на рыб, вылетающих из моря, а художники – чтобы запечатлеть необычайно красочные домики, ступеньками убегавшие вверх по Аллорскому холму. Эти домики были настолько разноцветными, что мастерам просто не хватало красок, чтобы нарисовать их, и даже поговаривали (по крайней мере, сестры Финестра), что великий художник Джузеппе Вернис изобрел совершенно новый цвет для крыши их дома.
– Он называется «лучезарный желток», – сообщала Роза Финестра всем, кто готов был послушать.
– Получен из размолотого «глаза» от павлиньего пера, – с умным видом добавляла Клара Финестра.
Но, несмотря на все восторги сестер по поводу их красочного дома, соседний был даже еще ярче.
Дом Альберто Кавелло стоял выше всех на холме. За ним, на самой вершине, находилось только кладбище. Дом сверкал, словно прекрасный лазурит на фоне моря. И он был не только ярким, но еще и шумным. Так повелось с тех пор, как в нем поселился Альберто со своей женой Виолеттой. С рождением их первого ребенка – девочки по имени Анна-Мария – в доме стало громко, с появлением на свет их сына Антонио – еще громче, и уж совсем громко стало, когда в его ярких стенах впервые раздался крик маленького чуда по имени Аида.
Альберто был плотником – лучшим во всей Аллоре. Днем он обычно делал кровати, столы и стулья для клиентов, а по вечерам мастерил игрушки для своих детей.
С каждой новой игрушкой, выходившей из рук Альберто, дом наполнялся новыми звуками: восторженным визгом, когда Анна-Мария соскакивала со своего вращающегося стула, гневными воплями, когда Аида требовала, чтобы Антонио вернул ее любимую куклу, и криками: «Галопом! Галопом!» того самого Антонио, когда он скакал вверх и вниз по ступенькам на своей деревянной лошадке.
И их дом оставался таким ярким, шумным и оживленным семь счастливых лет, пока не пришла болезнь.
Признаки недуга появились в самом холодном месяце зимы, но в Аллоре все было спокойно, пока не настала весна.
Первыми жертвами болезни стали мужчины, работавшие на новой железной дороге, которая соединяла Аллору с севером, потом – доктора, которые за ними ухаживали, и художники, приехавшие рисовать город. Только у одной семьи было достаточно денег, чтобы сбежать из города. Мэр со своей семьей уехал в безопасное место, подальше от болезни.
– Счастливо оставаться! – прокричал он, обернувшись через грузное плечо, когда роскошная карета, запряженная шестеркой белых коней, уносила их прочь.
Поначалу умерших хоронили на кладбище, и в одной могиле был один человек, потом два, а после и три. Но с распространением болезни пришлось предпринимать другие меры.
Позади кладбища построили ворота, а в камне высекли узкую лестницу, ведущую вниз, к воде. Больше никого не хоронили; теперь покойников заворачивали в полотно и сбрасывали прямо в бурное море.
Со временем мертвых становилось все больше, а живых – все меньше, и мощеные улочки Аллоры пустели и затихали. Дома блекли, а ставни, некогда широко распахнутые навстречу весне, теперь были плотно заперты. Даже сестры Финестра не высовывали свои длинные носы наружу.
Городок Аллора начал выцветать, как и незаконченные картины, брошенные на его улицах.
Болезнь поднималась по холму, поражая дом за домом, пока наконец не добралась до семьи Альберто.
Сначала заболела их старшая дочка. Альберто заметил пурпурное пятно за левым ухом Анны-Марии, когда она читала книгу в своем любимом кресле. Потом захворал Антонио. Когда он уже не вставал с постели, недуг поразил и маленькую Аиду.
Виолетта и Альберто заботливо ухаживали за детьми: целовали их, когда они плакали, крепко обнимали, когда они стонали, а когда приходил черед каждого из них покинуть этот мир, супруги горестно кивали:
– Да, конечно, однажды мы встретимся снова.
Сдержав свое обещание, Виолетта последовала за последним умершим ребенком два дня спустя. Вечером за телами пришли носильщики, но Альберто не пустил их.
– Я не могу, – сказал он двум мужчинам, ожидавшим у входной двери. – Не могу позволить вам сбросить их вниз. Только не в это безжалостное море.
Даже от своего дома, практически с вершины Аллорского холма, Альберто прекрасно видел, как брызги пены взлетают в воздух там, где волны разбиваются о серые скалы далеко внизу. Мысль о том, что туда могут сбросить его семью, была просто невыносимой.
– В любом случае ты должен избавиться от тел, – ответили мужчины. – Их нельзя оставлять в доме, иначе болезнь распространится быстрее.
– Я их похороню.
– Все гробовщики умерли. Сегодня утром мы забрали последнего.
– Тогда я сам сколочу для них гробы.
Так он и сделал: пошел в мастерскую и впервые начал создавать что-то для мертвых, а не для живых. Он сколотил гробы для своей жены, для старшей дочери, для своего единственного сына и для малышки Аиды. Каждый гроб был меньше предыдущего, и все они могли поместиться