Ты не оставила мне выбора.
– Зачем пришёл?
– Соскучился, – всё так же шептал он, – мне плохо без тебя.
– А мне без тебя, – я, нежно улыбаясь, пошла к нему. Сравнявшись, потянулась рукой к его лицу и дотронувшись его щеки прошептала, – Поцелуй меня, как раньше.
Он жадно набросился на меня с поцелуями. Как путник, который давно мечтал о глотке воды в знойный день. И вот в этот момент, пока он был отвлечён наслаждением и поцелуями, я с лёгкостью забрала его ножичек. Не знаю, сколько бы длился наш страстный поцелуй, если бы не заговорил надсмотрщик.
– Александр, остановитесь! Вам пора!
Кавалер, дрожа всем телом, нехотя от меня отстранился.
– Ты ещё придёшь? – спросила я с грустью в глазах.
– Нет. Мне разрешили проведать тебя и проститься. Сюда больше никто не придёт, пока ты не умрёшь.
– Тогда прощай! – весело улыбнулась ему. – Спасибо тебе за радость, которую принёс мне сегодня.
– Прости и прощай, – сказал он и резко развернувшись, помчался прочь от своей любви.
Когда охранник ушёл, я побежала прятать нож. Его пристроила рядом с клубочком за окном, замотав его в шкуру крыса, чтобы он не отблёскивал от солнца и не привлекал чьё-нибудь внимание. Потом села на лавку и стала дожидаться кавалера. Ведь он должен обнаружить пропажу. Нож у заключённого – это беда для всех. Хотя, если он обнаружит завтра, то я думаю не придёт. Не будет же он говорить, что у меня нож украли, пустите к ней!
Не успев расположиться и подумать, как послышались быстрые шаги. Когда дверь распахнулась, передо мной стоял не тот любящий и грустный мужчина, а дикий зверь, воин, готовый растерзать убить любого! Он твёрдыми уверенными шагами подошёл ко мне. Подойдя прошипел как гадюка:
– Отдай!
– Что? – искренне не понимающими глазами смотрел на него.
– Радость, которую у меня взяла.
Я потянулась к его груди руками.
– Так я готова тебя целовать весь день и всю ночь.
Он схватил мои руки, отшвырнул меня от себя так, что я всем телом уткнулась в стену.
– Отдай! – Требовательно заорал он.
– Что? Скажи, что потерял? – тихо спокойно смотрела в его глаза.
– Отдай по-хорошему! – И замахнулся на меня рукой.
Я заплакала.
– У меня ничего нет! – крикнула я, – Кроме твоего сердца! Ищи, хоть всю камеру переверни! Нет ничего у меня более. Ищи! – и ещё сильнее стала плакать.
Его гнев как-то сразу поостыл. Может и впрямь где-то в другом месте потерял. Но всё же потребовал, чтобы я встала. Ощупал меня всю, обшарил камеру, мою лежанку и замер посередине комнаты в недоумении. А я возьми да посмейся про себя, что ещё в навозе не ковырялся. Он тут же прочитал всё, достал меч и стал шуршать там, раскидывая его по всей моей хате. Меня это почему-то забавляло, и я стала смеяться. Сначала по-тихому, потом всё громче и громче. И вот мой голос раскатом гулял по всей тюрьме. Переворошив весь навоз удалился под мой истерический смех, сожалея, что я не сгорела на костре, так как сейчас, по его мнению, я сходила с ума.
С