иллюзией.
Он демонстративно вытирается влажными салфетками, с явным сожалением о том, что ему пришлось замараться. Воздух выкачали, и я не могу думать ни о чем, кроме книг.
Ты говоришь, что понимаешь, но я знаю, что ты не можешь понять.
После этого я прихожу к тебе и не могу выдавить из себя ни слова. Мне жаль, что я потеряла ключи. Мне это несвойственно. Я очень ответственная и ненавижу подводить людей.
Опоздание для меня – один из смертных грехов. Впрочем, я готова простить опоздания кому угодно, кроме себя самой.
Вообще, я многое могу простить другим людям такого, что не смогла бы простить себе.
Ты приходишь на сорок минут позже назначенного времени. Мечеть никуда не делась, чайки на месте, и я все еще сижу на холодном парапете с пустым стаканчиком из-под мороженого.
Ну, спрашиваешь, ты как?
Ничего, отвечаю я. Уже ничего.
На меня смотрит кудлатая собака, ей, наверное, хочется подружиться. Рядом с ней – женщина, у которой на голове тоже собака. Возможно, женщина тоже хотела бы подружиться, но она не может повилять хвостом и высунуть язык, и я бы не стала её гладить по голове, тем более, что она водрузила себе туда меховое нечто. И кто знает – что там спрятано внутри.
У одних людей – сокровища, у других – мусор.
У меня – сокровища. Но рядом с тобой я всегда ощущаю их как бесполезные безделушки.
Куда ты хочешь пойти? Ты спрашиваешь, и я знаю, что тебе все равно. Ты вообще предпочел бы вернуться домой, чтобы не испытывать эту мучительную неловкость.
Но мы заключили молчаливое соглашение. Оно обязывает нас идти в кафе, или в кино, или в сквер, где можно разложить циновку под старым дубом и смотреть, как уплывают облака, и слушать, как смеются туристы.
Они смеются надо мной?
Никто над тобой не смеется.
А ты смеешься, отвечаю я, насупившись.
Потому что ты смешная. И болтаешь ерунду.
Если бы я была белкой, говорю, я бы ни за что не поселилась в этом дубе. Но я не стану белкой, даже если бы захотела. К тому же – я не хочу.
Если бы ты стала белкой, я бы приносил тебе орехи и желуди.
Нет, говорю, я ни за что бы не стала белкой. А ты бы забыл про меня, потому что белки не болтают ерунду.
Простите, говорит женщина с собакой на голове, когда следующий паром?
Следующего парома не будет, возражаю я.
Возмущенная, женщина с собакой на голове, фыркает, раздувает ноздри так, что мне становится виден мусор внутри неё, и уходит, покачивая коромысловыми бедрами.
Ты зачем так? Паром через двадцать минут.
Я смотрю на тебя и не могу расхохотаться. Раньше бы обязательно расхохоталась, а теперь совсем не смешно.
Извини меня, говорю, извини, я не хотела, я совсем не хотела тебя расстроить. Я не это имела в виду. Помнишь, как мы сидели на нагретой солнцем брусчатке и пили пиво, спрятанное в коричневый пакет?
Ты киваешь и бросаешь чайке хлеб такого же цвета, как тот пакет.
А небо становится цветом вишневого пива, которое было тогда у меня