ты приедешь? —
– Скоро позвоню. —
Вот так вот добралась она до Коли.
И это была школьная любовь.
Наверное, ещё с начальных классов.
Она была красавица из первых,
А, может быть, и первая совсем.
Смотрелась, как скульптура из музея,
Из зала, где представлен древний Рим.
В младенчестве была, как ангелочек.
А царственность в общеньи, простота,
Которой был сражен вконец продюсер,
Была её манерой поведенья,
И очень выделяла из толпы.
А Коля Лазарев явился рядом с ней,
Когда их только в школу снарядили.
Он был немногословен и спортивен,
Физически силен, и в меру худ.
Товарищи по играм во дворе
Его обычно звали «цыганенком»,
Поскольку был он смуглый, кареокий,
И блеск держался в чёрных волосах.
Глаза же загорались грозным блеском,
Как только игры сверстников-подростков,
Случалось это – обращались в бой.
И каждый из таких ребячьих битв
Извлек урок – не доставать «цыгана».
Сам с дружбой он ко сверстникам не шёл,
И был в общеньи неизменно ровен.
Он был самостоятелен во всём:
В поступках, в неприступном мире мыслей.
Советы он всегда мотал на ус,
Но был непредсказуемым в решеньях,
И к стаду никогда не примыкал.
Он знал, что означает чувство локтя,
Но с вечным своим голодом свободы,
Не мог он сам поделать ничего.
Лишь сверстник по прозванью Тахтамыш
Считался Николаю близким другом.
Он тенью всюду следовал за ним.
Однажды паренёк чуть не погиб,
Когда весною от горы над Томью,
В то время бывшей грозною рекой,
Стремившей в Обь бурлящие потоки,
С высоких мест от таянья снегов,
Внезапно отломился снежный пласт,
Всю зиму прослуживший, как площадка.
Так Гриша этот, позже – Тахтамыш,
С обломком этим с берега крутого
К стремнине кубарем, буквально, полетел.
Застыла вся компания парней,
Крутившихся с Григорием на круче.
Один «цыган» сорвался ему вслед,
И взнуздывал природу жутким воплем.
Григорий приложился головой,
Сомнений нет – он тут же бы скончался,
Не выручи подмога в тот же миг.
Так Лазарев, и сам ещё дитя,
Сумел спасти товарища от смерти.
А Гришу Тахтамышем стали звать,
Когда поправился. Прилипло постепенно.
Поскольку где-то там, недалеко,
Крутился хан из Золотой Орды,
Который и носил такое имя.
И стал Григорий Лазареву друг,
Вернее, так сказать, оруженосец.
И Коле научился не мешать.
Как Кай и Герда, нет, верней – Адам и Ева,
Так в точности и жили в райском детстве,
Наина и бессменный Николай.
Она его ценила и любила,
Как брата, пока