висюльки на люстре, через некоторое время что-то пискнуло из кухни. Все в этой квартире ходило ходуном, но в разные стороны, не сообщаясь друг с другом, как если бы однажды отменили все расписания и поезда вдруг стали ходить самостоятельно. Кто куда захочет, тот туда и едет. И неважно, в какую сторону.
– Милочка, я ведь и гадаю, и приворот снимаю, и разлучниц отваживаю, будь они неладны, но, учти, это денег стоит… А ты пятьсот рубликов-то приготовила? – Агеевна посмотрела на блондинку тяжелым взглядом, со страху той показалось, что еще-не-старуха не просто посмотрела – дробью выстрелила. Женщина молча кивнула, дескать, да, принесла кое-что в клювике.
Агеевна заметно подобрела. В комнате вкусно запахло деньгами.
– Садись, рассказывай, чо случилось у тебя, милочка. – Хозяйка подвинула расшатанный стул, нервная гостья покосилась на замызганное сиденье, перевела взгляд на свои блестящие лайкровые ноги в колготках, и осторожно присела на краешек, будто боялась свариться заживо.
– Да не знаю, как сказать… вроде ничего не случилось, все хорошо у меня…
Несмотря на оптимистичное утверждение, клиентка заметно пригорюнилась.
– С мужем что? Или как? – Агеевна грозно сдвинула брови.
– Или как, – согласилась женщина.
Она осторожно подобрала газету с полу и принялась медленными движениями разглаживать мятые страницы. Ее лоб покрылся испариной, женщина боялась даже взглянуть на хозяйку, сидящая напротив Агеевна казалась ей настоящей ведьмой. Со сдвинутыми бровями и неразбавленными густым басом старая кикимора будто нарочно прячется в полумраке, временами густо басит, сопит и хмурится. Ведьма, что ни на есть ведьма, без прикрас.
– Да брось ты эту дрянь! – строго приказала старая ведьма. – Говори быстрее, а то мне в магазин надо. Некогда тут с тобой возиться!
Алые ноготки послушно скомкали газету, хотели бросить ее на пол, но передумали, осторожно положили на край стола.
– К моему мужу подруга повадилась… – Женщина запнулась.
– Домой ходит, что ли? – подзадорила ее гадалка. Она притопывала ногой от нетерпения. Голод – не тетка.
– Нет, не домой, на дачу, она в этом же поселке снимает комнату, весь день мается от безделья, делать-то ей нечего, она одинокая, ни денег, ни участка, и вот повадилась, каждый день к нам приходит, и сидит, и сидит, и сидит. – Алые ногти выбивали на столе барабанную дробь. Обе стучали в такт: одна ногой, вторая – ногтями, и вдруг осознали, что стучат одновременно, как два барабана, недоуменно переглянулись и замерли.
– Да ты успокойся, успокойся, – приказным тоном велела Агеевна, – тебя звать-то как?
– Аллой… Алла я, – жалобно всхлипнула обладательница экстравагантного маникюра.
– Аллочка, все поправим, все снимем, отвадим, нивелируем!
От необычного слова посетительницу снова передернуло.
Ведьма брезгливо покосилась на нее, но промолчала, лишь подергала крючковатым носом, будто поторапливала: дескать,